Все наши скрытые таланты

– Хорошо, – начинает она. – На следующей неделе мне исполняется двадцать один год. У меня слишком подвижные суставы.

Энид произносит это очень быстро, как будто на взводе, психологически готовясь к чему-то более серьезному. Окружающие как будто замерли и насторожили слух. И они получают то, чего так ждали.

– И у меня был незащищенный секс с мужчиной вдвое старше меня.

Молчание. Я пытаюсь встретиться взглядом с Ро и как бы мысленно сказать: «Вся эта подготовка была ради этого?»

Аарон опускается на пол перед Энид. Смотрит на нее очень пристально, поддерживая такой зрительный контакт, как если бы знали друг друга лучше всех на свете.

Протянув руку, он касается ее кисти, покоящейся на колене.

– Энид, можно? – спрашивает он тихо.

Она протягивает ему руку в ответ, и он держит ее очень нежно, на глазах у всех. Все остальные девочки буквально вытаращили глаза, и я понимаю, что все они хотели бы сейчас оказаться на месте Энид. Держать Аарона за руку. Я сижу достаточно близко, чтобы увидеть, как рука Энид дрожит, а лицо заливается яркой розовой краской.

Я отворачиваюсь.

Через мгновение Аарон снова заговаривает, легко поглаживая ладонь Энид большим пальцем.

– Ох, Энид. У тебя же все в порядке с суставами?

– Да, – отвечает она чуть слышно и так, как будто вот-вот заплачет.

– Все хорошо, дорогая. Все хорошо. Ты этого не хотела. Ты не виновата.

Мне начинает казаться, что я чего-то не понимаю. Энид двадцать лет. Конечно, то, что она занималась сексом с мужчиной вдвое старше себя, отличной идеей не назовешь, но ведь это же не конец света? Бывают проблемы и похуже.

Он обхватывает ее рукой, покачивая, а она начинает медленно всхлипывать. Энид вдруг превращается из испуганной, дрожащей лани в ягненка, посасывающего молоко из бутылочки. Ее словно окутывает золотистый ореол спокойствия. Она в безопасности, ей уютно и тепло, ее любят.

Все мы наблюдаем за этой сценой, затаив дыхание. Мы с Ро удивленно переглядываемся. По пути сюда я ожидала всего, что угодно, но только не этого.

Громким шепотом, явно предназначенным для посторонних ушей, Аарон говорит Энид, что он еще побеседует с ней после собрания, обсудит все как следует. Потом убирает руки и передвигается к следующему в кругу. К одному из молчаливых парней, которые пришли с нами.

– Кормак. Теперь твоя очередь. Две правды, одна ложь.

– Я… играю в гэльский футбол. Мой любимый супергерой – Человек-муравей. И… э-мм…

– Продолжай, Кормак. Все хорошо.

– Однажды я это… я…

– Продолжай.

– Я это… побрил себе ноги. Просто чтобы проверить, каково это.

Глаза Ро распахиваются, словно блюдца. Если во время беседы с Энид в комнате провисло напряжение, то сейчас оно едва не выбивает окно.

– Эй, парень, – Аарон хлопает руками в восхищении. – Кормак! И это все? Чувак! О чем тебе вообще волноваться? Это ровным счетом ничего не значит. Это просто любопытство. Послушай. Ты же спортсмен, верно? Верно?

– Э… да.

– Пловцы бреют ноги, разве ты не знал? Как и куча других спортсменов. Это совсем ничего не значит. Это не значит, что ты гей. Да ладно тебе. Ты же и сам это знаешь, правда ведь?

– Ну да, – отвечает Кормак, все еще неуверенно.

– Чувак, ты же прекрасно сам знаешь, как и я знаю, что не бывает прирожденных геев. Ну, то есть если бы бывали, то это нарушило бы законы природы, правда?

Он начинает оглядывать группу, подняв ладони, словно добавляя: «Это всего лишь факты» всему, что говорит.

– Животные перестали бы размножаться. Люди перестали бы размножаться. Так что, если у тебя и возникали какие-то сомнения, то только потому, что у тебя немного забарахлил радар, понимаешь? Просто на лобовое стекло ветром нанесло немного всякой дряни. Нужно просто почистить стекло, вот и все.

Он пожимает плечами и улыбается.

– Ну, то есть иначе как ты поедешь на машине дальше?

Все смеются. Кормак громче всех.

Я вся напрягаюсь, мои ногти до боли впиваются в ладони, оставляя на них белые полумесяцы. Я помню, как такие разговоры ходили несколько лет назад, во время референдума по поводу брачного равноправия. Но так всегда говорили пожилые люди. Не американцы двадцати с чем-то лет в толстовках и кедах.

Аарон продолжает идти по кругу. Признания становятся все более откровенными. Когда Энид выдала свой «факт», я подумала, что она неверно поняла правила игры. Но нет: неправильным ответом Ро О’Каллахана было то, что его сестра «рыба». Это не веселая игра. Это публичное покаяние.

Самое странное в том, что Аарону почти не приходится вытягивать признания. Присутствующих словно подхлестывают признания предыдущих людей. Их словно возбуждает мысль о том, что сейчас к ним будет приковано всеобщее внимание. Их разгорячили рассуждения Аарона, его мягкий тон, его объятия.

Одна из девочек признается в том, что поцеловала лучшую подругу. Аарон успокаивает ее, утверждая, что она этого на самом деле не хотела, что ею просто манипулировали, заставили свернуть с пути истинного.