Все наши скрытые таланты

– Наверное, – говорит он, но не очень убедительно и пинает камешек.

– Что произошло в тот день? – спрашиваю я. – Родители нашли что-то в твоем компьютере?

– А ты как думаешь?

Я открываю рот, готовясь сказать: «Гей-порно?», но совершенно не могу этого произнести.

Он смотрит на меня и хохочет.

– Выглядишь, как рыба. Расслабься. Отец взял мой ноутбук попользоваться, а он тогда как раз синхронизировался с моими текстовыми сообщениями. Ну, отец и увидел кое-какие сообщения от кое-кого в моей группе.

– Кое-кого?

– Да. Меня спросили о том, как бы я посоветовал признаться родителям и не собираюсь ли я сделать то же самое. Получилось так, что я как бы и признался в тот же момент.

– Вот блин. Наверное, твой друг укорял себя потом.

– А с чего ты решила, что это мой друг?

– Что?

– Мил – «небинарный человек».

– А. Окей.

Мил. Мил.

– А это имя, Мил… оно как твое «Ро»?

– В смысле, Мил захотел так сам себя называть?

– Да.

– Да.

Мы идем молча по дороге от дома Фионы к реке, пока я пытаюсь решить для себя эту головоломку. У «Дизиз» толпятся какие-то ребята, едят картошку фри навынос с перчатками на руках. Странное зрелище.

Мил. Что за Мил? У них отношения? Или это просто общение по интересам, раз они в одной музыкальной группе? Может, они оба посещают какой-нибудь квир-клуб, куда мне никогда не будет доступа?

Ро останавливается и смотрит на меня.

– Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить. И ответ – я не знаю.

– Ну ладно, – отвечаю я. – Я просто… Я просто не знаю, как это работает.

– У небинарных людей?

– Да, – нервно отвечаю я. – Это как быть трансвеститом? Ты родился не в том теле?

– Это не как родиться не в том теле. Думаю, так просто легко говорить людям, которые этого совершенно не понимают.

На мгновение мне становится жаль, что я, очевидно, принадлежу к тем людям, которые этого совершенно не понимают.

– Можешь объяснить?

– Не уверен. Это как… – Он останавливается и закрывает глаза. – Как автомат для игры в пинбол.

– Ага.

Мы сворачиваем к берегу реки. Здесь тихо. Небо становится темно-лиловым. Я скучаю по солнцу. И иду по снегу. Это уже не чисто белые сахарные кучки, которые были утром. Сотни школьников и пешеходов превратили его в серую жижу.

Ро гораздо больше похож на ирландца, чем я. Кудрявые волосы. Толстые плечи. Угловатая фигура. Слегка румяная кожа, высокие скулы, розовые уши. Как на картинке с изображением какого-то древнего кельтского воина.

– Как будто я металлический шарик, который носится по всей этой здоровенной штуковине, сталкивается с рычагами, бамперами и механическими частями. Только эти бамперы называются вроде «платья», «голые женщины» и «Киану Ривз». И каждый раз, как я ударяюсь, это доказательство того или другого.

Он улыбается, явно довольный собой за то, что придумал такую метафору.

– Как если бы, если в один день я ударяю по тому, что должно нравится парням, и я думаю: «О, сторона парня победила». Но иногда побеждает девчоночья сторона, и ощущения странные, но мне это тоже нравится. Мои слова вообще имеют смысл?

– Нет, – говорю я, смущенная тем, что у кого-то бывают настолько подробные мысли о своем поле. – То есть, извини, да, конечно имеют. Просто меня настолько впечатлило, что ты так… думаешь о том, что для меня…

– Само собой разумеющееся?

– Да.

– Наверное, для тебя это кажется естественным. Я завидую, – отвечает он и замолкает, размышляя. – Хотя, наверное, нет. Не думаю, что завидую. Но чем больше я позволяю себе просто существовать, тем веселее становится. Так что я стараюсь не сомневаться в себе и не навешивать ярлыков. Стараюсь рассматривать все вокруг как… обсуждабельное.

– Обсуждабельное.

– Ага. Обсуждабельное.

Мы нервно смеемся, на разные лады обыгрывая странное слово. Потом наш смех угасает, и я слышу только всплеск воды оттуда, где волны встречаются с каменной стеной.

Я смотрю на Ро в восхищении за то, что он может так много знать о себе, и за то, что он, несмотря на все это, чувствует себя комфортно, даже если многого не знает.

Он смотрит на меня в ответ.

Я решаю на этот раз не прерывать зрительный контакт. Не менять тему. Доказать ему, что я могу понять его или, по крайней мере, сделать вид, что понимаю. Я задерживаю взгляд на нем.

– А когда ты представляешь себе автомат для игры в пинбол, – медленно и тщательно подбираю я слова, – то где в ней я, Ро?

– В каком смысле?

– На какой я стороне? Я бампер? Рычаг?

Я все же отвожу взгляд, а он смотрит на меня в замешательстве.

– Ладно, проехали, – говорю я, уверенная в том, что неправильно поняла метафору.

– Мэйв, ты не на машине, – говорит он, шагая ближе ко мне. – В последнее время…

Он слегка наклоняет голову, и я вижу кожу в промежутке между его воротником и школьной рубашкой. Вижу кусочек кожаного шнурка, на котором до сих пор висит мой розовый кварц.

– В последнее время ты «строго на двенадцать».

И целует меня. Слегка. Его губы холодные и полные, как свежая ежевика в чашке с белой эмалью.