Все наши вчера

Тихо и осторожно, чтобы не разбудить Финна – он лишь сказал бы мне, какая это грандиозно паршивая идея, – я расправила замерзшие конечности и выбралась из «Хонды». Я не стала закрывать дверь за собой – лишь притворила ее. Агенты, приставленные к Джеймсу, все еще торчали перед домом, но улица была тиха и безлюдна в этот ранний час. Я перепрыгнула через ограду в задний дворик дома на углу. У линейной застройки свои преимущества: нет пространства между домами, через которое агенты могли бы заметить, как я подбираюсь к дому Эбботтов. Пока я буду соблюдать тишину, они ни за что не догадаются о моем присутствии. Дворики разделяли заборы из сетки-рабицы. Через них нетрудно было перелезть, и вскоре я уже очутилась в крохотном заднем дворе Финна. Там все заросло еще сильнее, чем перед домом. Я тихонько поднялась на крыльцо черного хода, застыв, когда одна из ступенек скрипнула подо мной. На следующие две ступеньки я ступала уже аккуратнее, стараясь становиться как можно ближе к краю.

Я заглянула в одно из двух окон, пыльное и затянутое москитной сеткой.

В постели лежала женщина в слишком большом для нее свитере. Ее волосы были собраны в спутанный хвост. У нее был тот же цвет волос и кожи, что и у Финна. Когда-то она явно была красивой – до того, как ее щеки запали от болезни, а кожа потускнела. Женщина смотрела телевизор, вяло переключая каналы, как будто перебрала их уже дюжину раз.

Я не стала задерживаться у окна. Подглядывая за матерью Финна, я чувствовала себя воровкой.

Вместо этого я подкралась ко второму окну и заглянула в него.

И от увиденного у меня остановилось сердце.

Тринадцать

МАРИНА

Я то засыпала, то просыпалась. Я ужасно устала, но никак не могла ни устроиться удобно, ни отключить мозг. Я забывалась сном и вновь приходила в себя. Мне снилось, что я все еще в больнице; проснувшись, я искала вещи, которых тут не было, и снова засыпала.

В какой-то момент я проснулась достаточно надолго, чтобы понять, что мне ужасно хочется пить. Я встала и тихонько обошла Финна, спавшего на полу. Он так зарылся в подушку лицом, что я не понимала, как он там дышит. Я выбралась на кухню и попила прямо из-под крана, из пригоршни. Я была слишком сонной, чтобы искать чашку. Вода была слишком теплой, чтобы освежать, но моему пересохшему горлу она казалась почти сладкой.

– Финн, это ты?

Я выпрямилась и закрыла кран.

– Нет, миссис Эбботт. Это Марина.

– Ой, подойди сюда! – попросила она. – Я хочу посмотреть на тебя.

Я дошла босиком до двери хозяйской спальни и открыла ее. Миссис Эбботт полулежала на кровати, опираясь на груду подушек. У ее кровати был защитный бортик, и я сразу вспомнила Ната в больнице, бледного и погруженного в забытье. На самом деле поручни были по всей комнате, а у тумбочки, сплошь заставленной пузырьками с лекарствами, стояли ходунки. Мне вдруг стало ясно, почему Финн так вел себя в больнице.

– О, Марина! – сказала миссис Эбботт. Она была ужасно похожа на Финна – светлые волосы, голубые глаза, лукавый изгиб губ, – но только она казалась выцветшей, словно плохая ксерокопия себя самой. – Как я рада! Наконец-то у имени появилось лицо. Финн так много мне рассказывал о тебе.

– Правда? – Я торчала на пороге, чувствуя себя неуверенно. Я никогда прежде не общалась с больными. И… Финн рассказывал ей обо мне?

Я не знала, что сказать. Миссис Эбботт попыталась сесть повыше, и я подумала, что должна, наверное, предложить ей помощь, но я не могла сдвинуться с места.

– Как мило… – пробормотала я.

Миссис Эбботт улыбнулась.

– Ну, иди спать. Приятно было познакомиться.

Я сглотнула.

– Мне тоже.

Я закрыла дверь и повернулась было в сторону гостиной, но зацепилась взглядом за дверь спальни Финна. Удалось ли Джеймсу заснуть? А вдруг он лежит там и страдает от одиночества? Финн может думать, что я душу Джеймса своей заботой, – но я знаю его гораздо лучше, чем Финн! Ему не следует сейчас оставаться одному. Кроме того, когда я в последний раз оставила его в одиночестве, в него стреляли. Я осторожно постучала в дверь – тихонько, чтобы не разбудить Джеймса, если он все-таки спит.

– Входи, Марина.

Я отворила дверь и обнаружила, что Джеймс сидит на кровати Финна со смятым одеялом в ногах.

– Ты так и не спал? – спросила я.

– Кажется, немного спал, – сказал Джеймс. – Но у меня мысли ходят кругами. Я просто… Я поверить не могу, что все изменилось так сильно и так быстро.

Я села рядом с ним на узкую кровать. Кровать просела под моим весом, и Джеймс наклонился ко мне.

– Я понимаю.

– Если он умрет… – Джеймс смотрел перед собой на что-то невидимое мне. – Я не смогу жить в мире, где нет Ната.

– Он обязательно поправится, – сказала я, хотя собственные слова казались мне неубедительными. – Все будет хорошо.

Лицо Джеймса обмякло, как рассыпающийся на кирпичи фасад здания, и он заплакал, уткнувшись в ладони. Его трясло от рыданий, но это куда легче было пережить, чем пустое лицо и мертвые глаза. Я обняла Джеймса, и он прижался ко мне.

– Останься, пожалуйста. Ладно? – попросил он.