Юля меня удивила поразительной профессиональной готовностью к делу, которым она занималась впервые. Я всегда очень высоко ценю профессионализм в людях и потому доверилась ей полностью. На сцене не было матери и дочери, а только актриса и режиссер. Владимир же Валентинович не поверил, что она может быть так сразу готова к сложному материалу. И, будучи сам режиссером, все время предлагал ей собственные варианты решений сцен и спектакля в целом, а то, что предлагала ему Юля, считал неверным и даже не хотел пробовать. Мы даже не сразу поняли, что он недоволен. Юле предложения Владимира Валентиновича не годились совсем: у нее была своя, четкая и очень интересная концепция спектакля. Юля билась, пытаясь папе объяснить, доказать, я тоже пыталась как-то изменить ситуацию, но нам вдвоем не удалось пробить стену непонимания. Репетиции постепенно превращались в муку, откровенную конфронтацию и даже саботаж, чего уж мы никак не ждали. Меньшов кричал, Юля, как человек более сдержанный и воспитанный, как младшая по возрасту и, наконец, как дочь, пережидала крики молча и пыталась все-таки добиться понимания. В театре трансляция репетиций идет по громкой связи, и все цеха, все, кто был в этот момент в театре, слушали перепалки отца с дочерью. Я молчала и боялась, что Юлино сердце разорвется от горя. Именно Юлино – и именно от горя, потому что работала она на разрыв аорты. Она точно разбирала каждое действие героев и каждый раз наталкивалась на неприятие любых предложений от одного из актеров, а именно от папы. Папа кричал: он в принципе человек громкий, и он хотел играть по-своему. Доходило до смешного: Юля делала замечания мне как режиссер, а Владимир Валентинович с ней соглашался и говорил: «Да, да, это правильно, я это тоже заметил!» Казалось бы, в таком случае режиссерское замечание или предложение, направленное к нему, тоже небезосновательно? Но, увы, ничего в свой адрес Владимир Валентинович не принимал! Если бы это был любой другой артист, такая ситуация оказалась бы невозможна или хотя бы исправима: артист бы ушел, поняв, что у них с режиссером ничего не получается. В нашем случае ситуация оказалась тупиковой. И Юле пришлось, сжав зубы, отказаться от задуманного ею финала, иначе спектакль оказывался под угрозой срыва. Финал стал проще и прозаичнее. Меньшов, конечно, адаптировал роль под себя: но он часто путал и забывал текст, что заставляло Юлю страдать. Однажды я увидела ее тихо плачущей. В результате папа выглядел, как всегда, самим собой, достоверным и убедительным, но ждал грандиозного общего провала на премьере.
Премьера прошла с большим успехом, и для Владимира Валентиновича это стало шоком. Я радовалась за Юлю, и мне было горько, что у дочери с отцом творческого взаимопонимания не возникло.
Когда ставят спектакль на двоих, партнеры очень зависят друг от друга и при любых конфликтах партнерство тоже страдает. Зритель этого замечать не должен: ему предназначен конечный результат, а все, что происходило на репетициях, остается за кадром. И это единственно верный путь к сердцам зрителей, а сердца были завоеваны сразу на премьере. Мы долго кланялись, и нас не отпускали со сцены. Мы видели в зале мокрые от слез, благодарные лица. Люди кричали «спасибо» и никак не хотели расставаться с нами, хотя все букеты уже подарены, а ладони устали хлопать. Так было на каждом спектакле, пока мы его играли. И все-таки мне жаль, что спектакль получился не совсем таким, как его задумала Юля. На мой взгляд, если бы в полной мере удалось воплотить задуманное, спектакль стал бы еще разнообразнее, трогательнее и мощнее, но рецензии вышли хорошие, зрители эмоционально сопереживали и обезоруживали восторженной реакцией. В одном из отзывов было написано, что Меньшов ничего не играет и это стоит посмотреть. Я согласна, стоит. И публика любит Меньшова таким, какой он есть. Но, находясь внутри процесса, могу с уверенностью сказать, что увидеть его немного другим тоже стоило! И, возможно, это было бы еще интереснее. Кроме этого сожаления я с ужасом подозревала, что после такого тяжелого, глобального непонимания отношения отца и дочери, скорее всего, будут разорваны навсегда. Этого не случилось благодаря невероятной тактичности и глубокой человечности Юли.
Спектакль мы играли несколько лет, всегда с неизменным успехом, а когда его сняли, недовольные зрители и ярые поклонники спектакля возмущенно писали Писареву, как он мог снять такой великолепный спектакль? Ему пришлось оправдываться и объяснять, что спектакль снят по просьбе актеров. Это было правдой. Владимиру Валентиновичу стало тяжело ходить по наклонной плоскости пандуса. Справедливости ради нужно сказать, что спектакль этот он так и не полюбил, играть его было ему некомфортно. Я же полюбила свою непутевую Мелиссу всем сердцем, и расставаться с ней мне было горько.
Начать сначала?