Все о моем дедушке

Лучше бы они меня избили. Лучше бы меня сто раз пнули ногами, сломали мне нос, пусть бы били так, чтобы кровь лила рекой, чтобы я вздохнуть не мог, по животу, по ребрам, по спине, по голове, по ногам. Синяки, кровоподтеки, шрамы, переломы — всё было бы лучше, чем это. Тело заживет. Даже это глупое унижение оттого, что я голый и без телефона, — и оно пройдет. Но то, что они мне рассказали, меня уничтожило. Дедушка впутал меня в свои дела. Мое имя было в документах, которые конфисковала полиция и которые разглядывала под лупой целая армия адвокатов и судей. И если я всё-таки вышел из раздевалки, если справился со ступором от новых известий, если проковылял, прикрываясь руками, по всем раздевалкам, пока не нашел чьи-то потные треники, которые мне были малы, но которые я всё-таки надел, вместо того чтобы ждать завтрашнего дня, когда кто-нибудь заметит мое отсутствие и пойдет на поиски, — всё это я сделал, потому что мне необходимо было с ним поговорить. Спросить дедушку, чем он вообще думал. Только по этой причине и ни по какой другой я смог пройти через всю школу до поста охраны, игнорируя удивленные взгляды, и сказать, что кто-то подшутил надо мной и унес мои вещи.

— Я как раз тебя думал искать, — сказал охранник. — Твоя одежда и рюкзак тут, минут пять назад кто-то подбросил на пост.

— А телефон?

— Не знаю.

Телефон оказался в рюкзаке. Это было бессмысленно. Они могли бы забрать телефон и читать, что пишет мне дедушка, но не додумались. Стая тупых горилл. Хотя, пожалуй, нет. Назвать их гориллами — значило бы оскорбить прекрасных умных животных, до каких некоторым людям далеко. А пока я одевался и гадал, как мне пробиться к деду через кордон адвокатов и заседаний, охранник сам подсказал решение:

— Сальва, может, я кому-нибудь позвоню?

И тогда я наполовину фальшивым и наполовину искренним тоном произнес волшебные слова:

— Да. Моему дедушке.

14

Трюк сработал.

Дедушка взял трубку, когда позвонили из школы, и охранник ему рассказал, что какие-то уроды жестоко надо мной подшутили, что меня это сильно потрясло и что я просил, чтобы именно дедушка меня забрал из школы. Дед пообещал, что приедет через двадцать минут.

Я молча ждал на посту охраны, исполняя роль травмированного ребенка. Через пятнадцать минут мне пришло сообщение:

«Я у школы. Выйдешь или мне за тобой зайти?»

«Сейчас выйду».

Его маленькая машина стояла на тротуаре напротив школы. Я забился на переднее сиденье. Дедушка еще больше похудел. Он был в джинсах и клетчатой рубашке — это он-то, который всё время ходил в костюме и галстуке.

— Всё в порядке? Что с тобой случилось? Мне поговорить с кем-нибудь из школы?

— В порядке. Меня заставили раздеться догола и одежду унесли… а потом подбросили на пост охраны.

Дедушка посмотрел на меня и спросил медленно и серьезно, не скрывая страха:

— И в честь чего с тобой так обошлись?..

Мне хотелось помолчать. Заставить его несколько секунд помучиться. И посмотреть, хватит ли ему наглости произнести это вслух.

— Эта… шутка — из-за меня?

Да, наглости ему хватило.

— Мне сказали, что та кредитка, которую ты мне подарил, была открыта не на твой счет, а на счет фонда.

Он онемел. Почти что окаменел. Потом кто-то нам посигналил. Дед раздраженно забормотал, дрожащей рукой поворачивая ключ зажигания:

— Да чтоб его! Сейчас! Вон торопятся все куда-то…

Дед повез меня домой, и хотя он соорудил вокруг себя что-то вроде кокона из крепких слов — он ругался на пробки, на сигналящих водителей, на всё дорожное движение, — но ему пришлось выслушать мой рассказ о том, что со мной сделали и что говорили мне эти четверо линчевателей. Я тоже умею плести кокон из слов и постарался не упустить ни одной детали. Какая абсурдная зализанная челка у того парня. Как пахло дынной жвачкой, которую жевала одна из девчонок. Как холодно мне было, когда меня заставили снять трусы, — неожиданно холодно, потому что был очень жаркий и душный весенний день.

Дед продолжал срываться на барселонские дороги, не в силах посмотреть мне в лицо. С каждым ругательством, с каждым оскорблением по адресу водителей, которые ехали не так, как удобно было деду, моя вера в него давала новую трещину. Как ария Бьянки Кастафьоре разбила всё стекло в доме у капитана Хэддока[6], так и брань деда уничтожила тот стеклянный колпак, который до того дня защищал меня от правды.

Мы подъехали к дому, и дед стал искать, где припарковаться.

— Дедушка, не поднимайся. Мне уроков много задали.

— Стоп, стоп, погоди… Не обижайся на меня, шельмец. Ну, ошибка вышла. Ты что думаешь, у тебя дед — Супермен? Никогда не ошибается? Тем более, я уверен, это в банке напутали. Наберут кого попало… Открыли карточку не к тому счету.