Все прекрасное началось потом

Кажется, тебе нет смысла рисовать в воображении, каким мог бы быть твой брат: ведь он умер еще ребенком.

Мысли у тебя в голове мало-помалу упорядочиваются.

И ты понимаешь, что уже стал взрослым. Что юность прошла. Ее сменило знание, и тебе нужно научиться его хранить. А еще тебе нужно научиться смиряться с тем, что смерть – самая утонченная форма красоты и самая трудная для восприятия.

С этой минуты ты всегда будешь сознавать, что делаешь. И любое предчувствие будущего: радость или печаль, смятение или сожаление – отныне будет исполнено для тебя ощущением завершенности, омраченным тенями, которые в юности ты даже не замечал. Разнообразие чувств обретеет глубину восприятия. Ты станешь ценить самые ничтожные мелочи – и будешь ходить с самодовольно-радостным ощущением собственной обреченности.

Ты выходишь из музей и со своей рыбой в пакете неспешно бредешь по улице. Мимо машин, припаркованных бампер к бамперу. Мимо мясной лавки и парикмахерской. Мимо женщин, покуривающих в креслах.

Папаша несет на плечах сынишку. Во рту у папаши торчит сигарета, а мальчуган смеется. Он цепко держится за отцовские волосы. Они проходят мимо, как маленький локомотив.

И тут ты вспоминаешь своих родителей.

Вспоминаешь, как они, сидя в креслах, смотрят телевизор. Ты так давно с ними не виделся.

Ты посылал им открытки, изредка звонил – из Токио, Лондона или Бейрута. Они думают – ты не вылезаешь из командировок.

Ты неизменно сообщаешь им, что с тобой все в порядке.

И они неизменно сообщают своим друзьям, что с тобой все в порядке. «Он по горло завяз в своей Греции – все дела, дела», – оправдывается твой отец.

В конце улицы виднеется желтая телефонная будка.

А телефон синий, как море. Ты заходишь в будку.

Наклейка на телефонной трубке гласит:

Πρέπει να είστε η αλλαγή που επιθυμείτε να δείτε στον κόσμο

Ты так и не узнаешь, что она означает.

Ты решаешься позвонить. Ты обессилен, но предчувствие новой жизни окрыляет тебя. Ты чувствуешь, что тебе под силу вынести или принять все что угодно, а если твои надежды и помыслы не оправдаются, тебя это нисколько не огорчит и не удивит – и ты непремнно пойдешь дальше.

Ты набираешь номер оператора. Затем – телефонный номер родителей в Англии. Оператор просит тебя подождать. Он звонит.

В трубке снова слышится его голос.

После недолгой заминки связь налаживается – за счет абонента.

Глава сорок восьмая

ПАПА: Это 7501478?

ГЕНРИ: Привет, Па!

ПАПА: Генри?

ГЕНРИ: Алло!

Молчание.

ПАПА: Как ты там, сынок? Мы не разговаривали целую вечность.

ГЕНРИ: Знаю.

Папа, кричит вдаль: «Это Генри, дорогая».

ПАПА: У тебя все в порядке?

Молчание.

ГЕНРИ: Не то чтобы очень.

Молчание.

ПАПА: Ну что ж, думаю, все образуется.

Молчание.

ПАПА: Генри?

ПАПА (говорит вдаль): «Выключи телик на минутку, дорогая».

ГЕНРИ: Рад тебя слышать. Мама там рядом?

ПАПА: Рядом, рядом. Что там у тебя? Все в порядке? ГЕНРИ: С ней все хорошо?

ПАПА: Она смотрит «Истэндеров»[62]. Ты-то сам как? Вот она передает тебе привет.

Молчание.

ПАПА: Как там раскопки?

Молчание.

ПАПА: Генри?

ГЕНРИ: Я сейчас не работаю.

ПАПА (с подозрением): Решил отдохнуть?

ГЕНРИ: Да, отдыхал вот.

Молчание.

ПАПА (встревоженно): Эх ты!

Молчание.

ПАПА: Мы уже месяца два не получали от тебя вестей – мать начала беспокоиться. Последний раз ты звонил из Болгарии – с раскопок?

Молчание.

ПАПА: Генри? Ты в порядке?

ГЕНРИ: Нет, если честно.

ПАПА (озабоченно): Что случилось?

Молчание.

ПАПА: Генри?

ГЕНРИ: Умер один человек, самый мой любимый.

Молчание.

ПАПА (тихим, испуганным глосом): Что?

Молчание.

ПАПА: Кто?

ГЕНРИ: Ты ее не знаешь.

ПАПА: Твоя тамошняя знакомая?

ГЕНРИ: Да, француженка.

ПАПА: И она умерла?

ГЕНРИ: Да.

ПАПА: И как же она умерла?

Молчание.

ПАПА: Внезапно?

ГЕНРИ: Ее раздавило насмерть.

Папа шепотом пересказывает все маме.

Мама вздыхает и хватает трубку.

ПАПА (на заднем фоне): Гарриетта!

МАМА: Генри?

ГЕНРИ: Мама?

Молчание.

ГЕНРИ: Как там «Истэндеры»?

МАМА: Идут себе помаленьку. А кто умер-то?

ГЕНРИ: Подруга. Во время землетрясения.

Молчание.

МАМА: Два года назад?

ГЕНРИ: Около того.

МАМА: А почему ты говоришь об этом только сейчас?

Молчание.

ГЕНРИ: Сам не знаю.

МАМА: А больше ничего не случилось?

ГЕНРИ: Разве этого мало?

ПАПА (на заднем фоне): Раньше он ни о чем таком не рассказывал.

МАМА: Раньше ты ни о чем таком нам не рассказывал. ГЕНРИ: Знаю.

МАМА: А надо было рассказать, Мы же твои родители.

Молчание.

ПАПА (снова в трудку телефона): Генри, почему же ты раньше ничего не сказал?

ГЕНРИ: Не знаю.

ПАПА: А мы-то думали, ты работаешь там с профессором себе в удовольствие.

ГЕНРИ: Так оно и было. По крайней мере, мне казалось.

ПАПА: А он что сказал об этом?