Все сложно

Выгрузив свой багаж, Майер вновь берет меня за руку и ведет через вестибюль к лифтам. Я опять истерически усмехаюсь, подумав о том, как сильно наш сегодняшний совместный вечер в отеле будет отличаться от предыдущего. Майер, как и в прошлый раз, не удивляется – только спрашивает номер моей комнаты.

А я продолжаю смеяться. Ничего не могу с собой поделать, когда в груди трепещут крылья. Что-то неудержимое бурлит и пенится внутри. Майер быстро проводит меня по коридору и, как только дверь открывается, вталкивает в номер. Потом входит сам, одним легким движением забрасывает сумки в шкаф, решительно подходит ко мне и крепко прижимает меня к своей груди. Я обхватываю его, соединив руки на его спине.

– Извини, я все никак не отсмеюсь, – говорю я сквозь поток истерических звуков, которые из меня льются, и, втянув в себя воздух, икаю.

– Не хотелось бы тебя разочаровывать, дорогая, но ты не смеешься. Ты плачешь.

Майер двумя пальцами приподнимает мне подбородок, а второй рукой с нестерпимой нежностью прикасается к затылку.

Точно. Мои глаза мокрые, да к тому же опухли, почти как при анафилактическом шоке. Я позволяю себе всхлипнуть, и по красивому лицу Майера проходит вереница эмоций: злоба, грусть, желание меня утешить… Ободряющая улыбка зарождается в уголках его рта и в ту же секунду гаснет. А я, освобождаясь от адреналина, начинаю стучать зубами.

– Тебе холодно? – спрашивает Майер.

Я мотаю головой. Запоздалая слеза, стекающая по лицу, кажется мне обжигающей. Май ведет меня в ванную, укутывает в полотенце и сажает на крышку унитаза, а сам начинает набирать воду.

– Н-н-не делай, п-пожалуйста, очень горячую.

Майер оборачивается и, нахмурив брови, изучает мое лицо. Я знаю, что сердится он не на меня.

– Конечно.

Я вытягиваю обожженную руку из кокона полотенца и смотрю на нее. Краснота почти спала. Похоже, я пострадала больше психологически, чем физически.

– Мне только кофе с головы смыть, – шепчу я, и Майер кивает.

Я много раз представляла себе, как разденусь перед ним в гостиничном номере. В моих теплых влажных мечтах все было не так, как получилось на самом деле. Тем не менее я снимаю одежду, поворачиваюсь к Майеру спиной и без предисловий залезаю в ванну. Мама всегда купала меня, если я приходила домой с ободранными коленками или чем-нибудь огорченная. Видимо, мне и сейчас хочется, чтобы обо мне позаботились, и, зная, что Майер готов взять эту роль на себя, я не борюсь с искушением.

Вода чуть теплее температуры тела: помогает расслабиться и не дрожать, однако не травмирует обожженную кожу. Стоя за моей спиной, Майер направляет на меня лейку душа. Греясь под одеялом из мягких струек, я рассказываю обо всех событиях вечера. Не пропускаю ни одной высокой или низкой ноты.

Я запрокидываю голову, Майер наносит на мои волосы шампунь, но его осторожные пальцы останавливаются, когда я начинаю рассказывать про ту женщину.

– Наверное, мне хотелось себе что-то доказать… Доказать, что я чего-то стою, даже когда тебя нет рядом. Весь зал был со мной, все были в восторге. А я, вместо того чтобы наслаждаться смехом, зациклилась на негативной реакции одной-единственной зрительницы. Зачем я позволила ей довести меня до такого? – Я неподвижно смотрю в потолок, пока Майер смывает пену с моих волос. – Ты был прав, когда говорил, чтобы я не рассказывала ту шутку со сцены.

Несколько свежих слезинок скатываются по моим вискам. Майер ударяет кулаком по крану, выключая воду.

– Фи… Даже если бы ты не произнесла ни одного грубого слова и если бы весь твой номер годился для выступления в детском саду, это ничего не изменило бы. Есть люди, которые всегда находят повод для недовольства. Эта женщина должна была знать, куда пришла. И она не имела бы абсолютно никакого права физически на тебя нападать, даже если бы ты ее назвала мерзкой сукой и предложила ей сжечь себя. Никто. Никто не вправе поднимать на тебя руку.

К концу фразы голос Майера перерастает в рык, он громко и нервно выдыхает. Я отвечаю кивком.

– Принесу тебе чего-нибудь надеть, – произносит он и выходит, а когда возвращается, я встаю, поворачиваюсь и позволяю ему завернуть меня в полотенце.

Взгляд Майера жжет мне лицо, но сама я не могу поднять глаза выше его шеи. Он затрудненно сглатывает.

– Дам тебе минутку, – говорит он, перед тем как опять выйти.

Я смотрю на принесенную им футболку. Она его, очень большая и мягкая. Спереди изображена собака в пестрой гавайской рубашке. Я подношу ткань к лицу и вдыхаю запах, насколько позволяет заложенный нос. Пожалуй, я оставлю эту футболку себе.

Майер сидит на краю постели, опершись локтями о бедра и закрыв лицо руками. Как только я появляюсь из ванной, он поднимает голову. В каждой черточке его лица, в каждой линии тела чувствуется сильнейшая усталость.

– Май, извини. Ты совсем измотан. Можешь остаться… Или уйти в свой номер, если здесь тебе трудно будет заснуть.

По лицу Майера что-то быстро промелькнуло. Что-то похожее на отчаяние. А глаза неподвижно смотрят на край футболки, из-под которого выглядывают мои ноги.