– Мне не хотелось, чтобы мое приглашение звучало очень уж нарочито.
– А я предложил тебя проводить.
– Без этого обычно не обходится, если кто-то планирует слиться с кем-то в экстазе.
– Фи. Я думал, я отпугнул тебя теми словами, и хотел просто быть вежливым: дойти с тобой до твоей комнаты и сказать: «Спокойной ночи».
– А я думала, что это я тебя отпугнула, когда сначала раскисла, потом запаниковала, – отвечаю я, смеясь. – Когда ты ушел, я решила, что все неправильно истолковала.
Теперь мы оба смеемся, наши глаза светятся.
– Выходит, мы с тобой оба дураки, – говорю я.
– Нет. Стать твоим другом – это было… это до сих пор самый умный поступок в моей жизни, – отвечает Майер, и его лицо опять становится серьезным. – Я сделал себе татуировку, чтобы навсегда запомнить то, что я почувствовал при нашей первой встрече. Когда ты ворвалась в клуб и сразу же пошла на контакт. Мне захотелось перестать бояться. Люди должны выражать свои чувства, кто как умеет: кто-то разговаривает при помощи рук, кто-то при помощи микрофона или кистей и красок. Ты раскрылась перед нами, став нашим другом.
– Так значит, ты не жалеешь о татуировке? Извини, что спрашиваю, место ведь такое чувствительное…
Я смеюсь, чтобы не заплакать. Майер выгибает бровь.
– Даже в тогдашнем состоянии подпития я понимал: если я наколю на своем теле рисунок, говорящий о моих чувствах и ты его сразу заметишь, этот ход может показаться тебе несколько навязчивым. Поэтому я выбрал такое место, где не видно.
– Зато когда я все-таки увидела, мое открытие было приятным вдвойне.
Майер кивает и трется кончиком своего носа о мой.
– Знаю. – Его рука скользит вниз по моей шее и, сложившись в тот самый знак, останавливается на сердце. Губы улыбаются, соприкасаясь с моими. – До встречи через несколько дней.
Но я целую его так, будто провожаю на годы. Когда он отделяется от меня, я вытягиваю руку, сложенную в ответном «Я тебя люблю».
Глава 33
«Цинизм выдает себя за мудрость, но на самом деле очень далек от нее. Потому что циники ничему не учатся, а только сами себя ослепляют, отвергая мир из боязни столкнуться с болью или разочарованием. Они всегда говорят «нет», но чтобы что-то начать, надо сказать «да». Без этого никакой рост невозможен».
Перед концертом Кара и Шона развлекают меня рассказами о том, как они привыкли готовиться к выступлению. Шона включает симфоническую музыку на полную громкость и мысленно перекладывает на нее свои любимые похабные песенки. Мы решаем это попробовать и в итоге всей командой распеваем «Лизни мою шейку, лизни мою спинку» на мотив
Я понимаю, что это просто отвлечение, но оно работает. Наверное, я всю жизнь буду смеяться до слез, вспоминая, как самый здоровенный из охранников оперным сопрано выводит: «Когда твой язык ласкает меня в этом месте…»
На сцену я выхожу счастливая и уверенная в себе – то есть такая, какой обычно и бываю, даже без Майера. Правда, в голове шумновато и сердце стучит почаще, чем обычно, но с этим я справлюсь.
Мой номер проходит без сучка без задоринки. Во всех кульминационных моментах зал взрывается хохотом. Я опять рассказываю о том, как назвала девочку очень, очень плохим словом. Ведь это всего лишь шутка. И на этот раз получается по-настоящему смешно.
В конце зрители встают: кто-то хлопает, кто-то приветственно поднимает бокал. Я испытываю чудесное ощущение связи со своей аудиторией. Оно напоминает мне о том, что я занимаюсь действительно своим делом и что мне совершенно нечего стыдиться.
До тех пор, пока я верна себе, мои глупые словесные излияния способны делать чью-то жизнь ярче.
У выхода со сцены меня встречают шесть охранников. Я невольно посмеиваюсь, когда мы все шествуем к автобусу в их сопровождении.
– Идея Майера? – спрашиваю я. – По-моему, шестеро – все-таки перебор.
– Вот Майеру это и скажи, – отвечает Клэй. – Я хотел ограничиться четверыми, но в последний момент запаниковал и решил перестраховаться. Надеюсь, он не перед каждым концертом будет звонить по двадцать два раза с требованием подробного отчета обо всех мелочах. А то у меня уже изжога на нервной почве.
Для убедительности Клэй показывает мне баночку с таблетками. Я похлопываю его по плечу:
– Не переживай. Майер успокоится, как только сам увидит, что все в порядке.
Клэй кашляет, округлив глаза. Шона и Кара перестают смеяться и смотрят на нас.
– Вы чего? Естественно, я понимаю: он может иногда отлучаться. Но он не псих, он знает, что тот случай – просто нелепое происшествие. Хорошо, я позабочусь, чтобы Майер не сводил вас с ума, когда сам не может быть здесь, – говорю я и усмехаюсь.
Мой смех никто не подхватывает.