Всё становится на места (СИ)

— Вот потому, — устало говорит травница, — учёба тебе и не даётся, Финбар, что ты лентяй. Лёгкий путь — не всегда самый лучший. Запомни, никогда нельзя полагаться лишь на одно колдовство. Всё, что возможно сделать руками, нужно уметь делать руками. Умение — оно, может, даже поважнее колдовства будет.

— Да ну, — отмахивается мальчишка, но всё-таки идёт, куда попросили.

— А Нелу я, кажется, недавно видела вон там, — указывает Кайя на строение, напоминающее хлев.

Когда мы подходим ближе, оно и оказывается хлевом. Нела возникает на пороге с ведром молока, от которого ещё идёт пар.

Она почти не изменилась — та же необычная причёска со множеством кос, только в них теперь вплетены не грубо окрашенные толстые нити, а алые шёлковые ленты. Одежда на ней простая и удобная для домашней работы, но осанка всё такая же гордая, будто Нела не за скотиной ухаживает в лесной деревушке, а находится на приёме во дворце.

— Сильвер! — вскрикивает она, осторожно ставит ведро на землю и бросается вертеть меня и рассматривать. Осмотром, судя по выражению лица, Нела остаётся не вполне довольна.

— Что же ты с собой сделал! — качает она головой.

— Баню я уже попросила затопить, — сообщает Кайя, подхватывает ведро и уходит.

Молчаливая Симейт тенью следует за ней, и мы с Нелой остаёмся наедине.

— Ты знаешь, куда отправился Гилберт? — спрашиваю я о том, что беспокоит меня больше всего. — Я сделал всё, что мог, чтобы плыть с ним, но мне не удалось, как видишь.

— Нет, я не знаю, куда, — качает головой Нела. — Но знаю, какова его цель. Только...

— Так чего же он хочет?

— Сказать не могу, — колдунья печально глядит на меня. — Это не мой секрет.

— Нела, я боюсь за него, — признаюсь я. — Он сильно изменился. Когда он нашёл меня на корабле, то вёл себя ужасно грубо, на него это не похоже. Прогнал меня угрозами. Боюсь, стремления у него не самые лучшие.

— Это как раз очень похоже на него, — уголки губ Нелы слегка приподнимаются, — беспокоиться о тебе и стараться удержать от опасности любой ценой. Он отправился туда, откуда ещё никто не вернулся, и не знает, вернётся ли сам. Я уверена, увидев тебя на корабле, он очень испугался и приложил все усилия, чтобы ты оказался подальше. Он оставил тебя в безопасном месте и там, где можно получить помощь, значит, не желал тебе зла. Но думаю, кое в чём он ошибся. Ты действительно мог бы ему пригодиться.

— И я так думаю! — соглашаюсь я. — Тем более что с ним на корабле осталось всего два человека!

Нела хмурится.

— Я мало что знаю о кораблях, — признаётся она, — но уверена, трёх человек недостаточно для управления самым большим судном из всех, что есть в королевствах. Если попадут в шторм, беда. Гилберт мог бы немного успокоить бурю, но я знаю, все силы он направит на отслеживание пути. Плохо дело.

— Баня готова! — доносится до нас звонкий голос мальчишки. Сообщив нам эту новость, он тут же уносится по своим делам.

— Вот что, — говорит мне Нела. — Ты сейчас пойдёшь, приведёшь себя в порядок, затем мы тебя накормим...

— Да мне кусок в горло не полезет сейчас! — возражаю я.

«Ещё как полезет!» — громко вмешивается в разговор мой пустой живот.

— Идём.

Нела обнимает меня за плечи и подталкивает в нужном направлении. И хоть она невысокая и выглядит мягкой, это впечатление обманчиво. Пожалуй, она и быка могла бы легко увести куда нужно. Так что вскоре мы оказываемся у небольшой бревенчатой баньки, где она меня и оставляет.

— Ни о чём не тревожься пока, — говорит Нела перед тем, как уйти. — Всё будет хорошо.

Вот за что она мне нравится. Есть в ней внутреннее спокойствие, которым она щедро делится с другими. И если она говорит, что всё будет хорошо, то сразу веришь: всё непременно так и будет. Тревоги улягутся, добро победит, беды решатся сами собой, а как иначе?

И вкусно пахнет хвоей, и вода как следует горячая, и даже чистая одежда взялась откуда-то и ждёт меня перед выходом. И я выхожу в осенний вечер, чувствуя себя полным сил (и очень голодным).

Меня уже ждёт сытный ужин: тут и зажаренная птица (похоже, курица), и свежие овощи, и тёплый, только из печи хлеб. За столом собираются все обитатели этого места, и меня знакомят с рыжей, как пламя, Доротеей (это она прежде была прачкой в Царь-Лодочке), с молчаливым Тибботом (это возлюбленный Доротеи, и как оказалось, именно он одолжил мне чистую одежду) и с Бартли.

Бартли — крошечный мальчонка, похожий на недавно вылупившегося, мокрого птенца. Он боязливо косится на меня и жмётся к Неле, в то время как другие дети, Фин и Симейт, о чём-то перешёптываются и тихонько смеются.

Наконец миски пустеют, и я запоздало понимаю, что съел не только то, что мне накладывали, но и всё, до чего смог дотянуться. Кажется, остальные уже давно завершили ужин и лишь молча глядели на меня — кто с уважением, кто с удивлением — и придвигали ко мне поближе всё, что осталось.

— Было очень вкусно, — говорю я и чувствую, как щёки заливает жар. — Простите, не помню, когда как следует ел в последний раз.

— Ничего, ничего, — говорит Кайя. — Вот бы Бартли взял с тебя пример, может, тогда бы хоть немного подрос.