Все течет

Ещё слишком молодая, чтоб заслужить принятие в партию, Варвара была «включена в цепь» как одно из звеньев, по которым, «подобно электрическому току», долженствовала протекать «активность». Ей дана была кличка «Марго». Звеном предшествовавшим являлся учитель Свинопасов, здесь известный под кличкой «Коперник», за нею же следовал Моисей Круглик, или Жаворонок. Других звеньев цепи Варваре пока не должно было знать. «Работа» её состояла в том, чтоб, получив устную или письменную информацию от Коперника, она секретно спешила передать её Жаворонку.

Варваре поаплодировали, и хозяйка воскликнула:

– Ну, товарищи, начнёмте ж, наконец, праздник! Ужин в столовой, а здесь танцы!

Берта шепнула Варваре:

– Идём!

Они незаметно вышли. Контроля у выхода не было. Берта внимательно оглянулась по сторонам.

– Молчи! – прошептала она Варваре и, взяв её за руку, провела через другую входную дверь, налево. За нею было нечто вроде большой нежилой комнаты или чулана. Пройдя через неё, они очутились перед застеклённой дверью во двор. Грязные, тусклые окна были заклеены местами разорванной газетной бумагой. Они вышли во двор, где на ветру гудело несколько больших, почти голых деревьев. Было странно находиться здесь после шума, оживления и света в доме. Зубы Варвары стучали, она не понимала, что происходит. Берта всё крепче сжимала её руку. Они стояли около маленькой двери. Вошли в узкий коридор, совершенно тёмный. Берта вынула ключ и, пропустив Варвару, снова заперла дверь.

– Прямо, наверх, – шепнула Берта.

Лестница вела, очевидно, на чердак и была так узка, что, поднимаясь по ней, они касались противоположных стен локтями. И хотя не слышно было никаких звуков, чувствовалось, что где-то в таинственной глубине дома шла приглушённая жизнь: их ждали. Наконец Берта остановилась.

– Здесь, – сказала она и постучала кулаком в стену – и перед ними открылась дверь.

Чердак представлял собою – неожиданно – большую чистую комнату. Всё в ней было, однако, странно. Стены, вместо обоев, были плотно забиты досками, и войлок закрывал отверстие, где могло быть окно, но в самой крыше было отверстие-форточка, очевидно, для доступа воздуха. Лампа под зелёным круглым абажуром стояла на большом столе. Чайник кипел на спиртовке. На тарелках, около лампы, был нарезанный белый хлеб, колбаса и бледно-жёлтые кружочки лимона. Снизу долетали приглушённые стенами звуки музыки: там танцевали краковяк.

Трое мужчин и одна женщина поднялись из-за стола, приветствуя Берту. Они называли её «товарищ Надежда Сергеевна» и, видимо, были рады её видеть.

– Это Варвара, – сказала она, представляя Варвару, – она же – «звено Марго», а это, – Берта сделала жест в сторону незнакомых, – это исполнительный комитет партии.

Варвара вздрогнула при этих словах: она уже знала, что стояло за этим названием. Лицо её вспыхнуло румянцем, и сердце забилось: это было «святая святых» революции, а она, Варвара, была допущена видеть.

Конечно, не одна Варвара вспыхнула бы изумлением при этих словах, при этой сцене и перед этой группой людей. Это они руководили делом революции. Там, внизу, танцевал краковяк «сырой материал», здесь были воля и мозги революции. Варвара вмиг поняла поведение Берты внизу, и лицо её просветлело, смутное беспокойное сомнение улетучилось, вера была восстановлена.

– Ещё нет?.. – спросила Берта, не договаривая – чего.

– Ожидаем… с минуты на минуту, – ответили ей.

Началось чаепитие и разговор. Словно о делах обычного, текущего дня, говорили о будущем России, Европы и затем земель и народов всего мира.

Варвара ещё никогда не слыхала разговоров в таком масштабе. Всё казалось ей чудесным, сказочным. Город праздновал или спал, принимая завтрашний день как должное, в той же форме, как вчерашний. А здесь, на чердаке старого дома, уже решены судьбы этого «завтрашнего дня». Революция была делом бесповоротным и скорым, процесс начавшийся, который уже никто и ничто не остановит. Пять человек, в спокойной и сдержанной деловой речи, обсуждали будущие правительства, принципы будущей экономики, отношения между народами. Для Варвары, не искушённой тонкостями логики, человеческих схем и политических концепций, это был час откровений. Час, которого уже не забыть. Душа её, вспыхнув, тоже смотрела на два столетия вперёд, вдаль, в мир грядущего равенства и всеобщего счастья. Падали стены, исчезали препятствия – и жизнь расширялась, расцветала, для всех одинаково обильная и одинаково щедрая. Варвара включалась в отряд работников, кто, найдя подводные тайные течения, направил силы к изменению курса реки.

Разговор этот вёлся не в тоне восклицаний, предложений, догадок и проектов, нет. Это было похоже на спокойное обсуждение уже всем известных фактов. От этого проще, ближе, вернее казалось всё то, во что, собственно, почти невозможно было бы поверить в этом городе, в этот день, в этот час.

И всё же сердце Варвары сжималось, когда она поняла, что и «Услада», где сегодня давался бал, её хозяева и её гости, и Мила, сегодня в костюме маркизы, – все были обречены на гибель, спокойно и бесповоротно.