Ясное дело: такой женщине, как Лили, которая никогда не рвалась работать, у которой никогда не было никаких стремлений, должно казаться, что я сорвала джекпот. Я точно не знаю, чем занялась бы, если бы не пришлось ухаживать за ней. Может, и предпочла бы остаться дома, но не потому, что святая, а потому, что боялась бы всего того, что, как сказал Хью, мне надо было бы делать, – того, что мне, как я точно знала, было бы не по силам. Может быть, общего у нас с ней больше, чем я себе представляю. Может быть, и она знает это, понимает, что это помогает мне закрыть глаза на тот факт, что я понятия не имею, в какую сторону поплыла бы, не будь я крепко-накрепко привязана к ней. А может, я никуда бы не поплыла, а предпочла бы остаться с ней, и мы потонули бы вместе.
Лили очень нравятся прогулки в парке, хотя она никогда этого не говорит. Мы строго придерживаемся раз заведенного порядка. Не могу я без свежего воздуха, солнечного света и деревьев – они поднимают мой дух. Хотя теперь наш дом стал таким позитивным, каким никогда раньше не был.
Но сегодня что-то не так. Нет обычного подъема, который я чувствую, когда иду гулять. Душа не подпитывается от окружающей обстановки. Я останавливаюсь и поднимаю голову. От какого-то дерева исходит оранжево-коричневый цвет, как будто оно горит, хотя огня я и не вижу. Это не тот привычный бурый цвет земли, который хочется вдохнуть всем своим существом; он напоминает ржавчину, и не только это дерево полыхает невидимым огнем. Я оглядываюсь и замечаю еще несколько таких же, ржавого цвета деревьев.
– Ты где, здесь? – спрашивает Лили; она не может обернуться, чтобы увидеть меня.
Я иду дальше и шагаю быстрее: появилось дело. Направляюсь я прямым ходом в контору смотрителя парка.
– Мы куда? Остановка же с другой стороны.
– С деревьями что-то не то, – объясняю я.
Она недовольно качает головой и вздыхает.
Смотритель с чашкой чая в руке, надевая шляпу, открывает дверь.
– Здравствуйте, дорогая.
– Добрый день. Можно поговорить с директором парка?
– Потеряли что-нибудь?
Он ставит кружку на стол и быстро берет связку ключей.
– Стол находок здесь, рядом.
– Нет-нет, мне нужно поговорить о деревьях.
– Тогда вам к Лоуренсу Миткафу, старшему садовнику
– Где его найти?
– Его самого сейчас нет. А садовники-то по всему парку работают. О деревьях хотите спросить, дорогая?
Он начинает думать, что я простофиля.
– Не важно, – отвечаю я, давая задний ход и разворачивая кресло с Лили. – Большое спасибо.
– В чем дело, Элис? – спрашивает она.
– Деревья болеют.
– Да что ты в деревьях-то понимаешь? – фыркает она. – Нет, правда же…
Я пишу Лоуренсу Миткафу, и он, надо отдать ему должное, отвечает, что три месяца назад провел осмотр деревьев на указанном мной участке, и по его результатам оказалось, что все они совершенно здоровы.
Я пишу снова и прошу повторить осмотр. Понятно, что я не специалист по лечению деревьев, но они больны. Я не слышу, как они стонут от боли, но саму их боль вижу. Ржавчина поднимается от корней до самой верхушки, жгутами вьется вокруг стволов. Они больны все, до корней, боль рвется из их верхушек, как пламя.
Именно этот парк высасывает из меня всю энергию, но я с Лили продолжаю гулять по его дорожкам. Я прижимаю ладонь к коре больных деревьев, чтобы им стало хоть немного легче.
– Что ты как глупенькая, Элис. Перестань, кто-то идет, – все время говорит она.
И вот однажды, где-то через полгода, у нас не получается пройти по своей привычной дорожке. Людей направляют по другому маршруту в связи со спиливанием зараженных деревьев.
На стволах я вижу ленты оранжевого цвета.
– Суховершинность ясеня, грибковое заболевание, – читает Лили на табличке и с удивлением смотрит на меня. – Ну ты даешь…
Слышится звон цепной пилы.
– Вот, спиливают, – говорит она. – Ах, Элис, только ты ушла, как их и свалили.
– Им все равно нельзя было помочь, – отвечаю я. – Теперь хоть больно не будет.
– Сруби меня…
Меня будит злобный рык. Я заснула на диване, пока смотрела нескончаемое телешоу «Дома с молотка». Она почему-то рядом со мной, у самого лица; как она сумела добраться сюда, я так никогда и не пойму. Должно быть, ползла, как слизняк.
– Что такое?
От нее несет перегаром.
– Спили меня, – повторяет она. – Прекрати мои мучения. Сделала же ты это с деревьями.
Я во все глаза смотрю на нее и теперь вижу, как ее цвета закручиваются спиралями.
– Ну, пожалуйста, – просит она, впиваясь ногтями мне в кожу.
– Ты что, таблетки забыла принять? – спрашиваю я и поднимаюсь, чтобы взять ситуацию в свои руки. Нет двух таблеток, которые я оставила на столе.
– Нет, не забыла.
– А литий?
Если она не примет его, маниакальные эпизоды могут стать более тяжелыми. Литий стабилизирует настроение. Такое уже бывало. Последний маниакальный эпизод был вызван антидепрессантом, так что пришлось выписывать ей лекарство от психоза, которое помогает справляться с манией. Мне не хочется, чтобы все зашло так далеко. Пожар нужно тушить, пока он не разгорелся.
Лития тоже нет.