С эпидемией насилия, все усиливающегося на протяжении жизни вот уже двух-трех поколений, справиться бразильцы пока не могут. От этого тоже бегут из страны, детей спасают. В нынешней Бразилии вероятность быть убитым в четыре раза выше, чем в США (25,7 по сравнению с 5,8 убийств на 100 000; для сравнения, официальная цифра России – 16,5). Захватывают в заложники не только детей миллионеров. У людей может просто не быть денег на выкуп.
Проблема в том, что гуманное бразильское законодательство не позволяет серьезно наказывать несовершеннолетних (до 18 лет). Для изменения этих чудовищных законов никак не удается набрать достаточного количества голосов в конгрессе.
Все это видно любому путешественнику сразу – в более или менее приличных домах, например в Сан-Пауло, решетки до третьего этажа, у ворот обязательно вооруженный охранник. А едешь по шоссе – на холмах местные трущобы, типичные для всех стран Латинской Америки избушки без окон, без дверей. Ну, с окнами, конечно, типа дырки, но без дверей точно: вентиляция лучше, а красть нечего. Мы можем только поздравить МОК с их решением (2009) проводить Олимпиаду именно в этой обстановке, среди именно этих трущоб. Не хотим каркать, но мы не удивимся, если появятся характерные заголовки в мировых новостях в период этой олимпиады.
Невидимый мир
Демократическое бразильское общество на самом деле традиционно стратифицировано. Причем, как и в других латиноамериканских странах, социальная структура – не вся на поверхности.
Многие сейчас считают, что в этом главная причина постоянных политических пробуксовок, и чтобы идти вперед надо менять что-то в традиционной внутренней структуре, а не просто добиваться демократических выборов. Но изменения надо делать крайне осторожно. Именно эти внутренние сложные, разветвленные, скрытые от внешнего наблюдателя социальные связи исторически сохраняли в Бразилии внутренний мир, оберегали от эксцессов, столь знакомых жителям стран – жертв кардинальных социальных экспериментов.