Все вещи мира

ночью к тебе постучится огромный двадцатый век
в гирляндах синеющей гари с углями в черных глазах
в одежде защитного цвета дышащей дымом болот
в пыли тверского бульвара обволакивающей ладони
проникающей прямо в сердца

коммунисты националисты в животе у него звенят

а в глазах отсветы патрулей, фалангисткие колоски
алонзанфаны красных бригад, арафат форсирующий
иордан, осаждающий бейрут и дождливым летом
двадцать шестого восходящий вверх тополиный пух

слуцкий на фронте, его брат возглавляющий моссад

им обоим поет лили марлен и они покачиваются в такт
и осколки песен как осколки гроз оседают на крыши москвы —
однажды к тебе постучится огромный двадцатый век
в тихом свечении ночи он спросит на чьей же ты стороне?

ты повторяющий лорку на стадионе в сантьяго пока тело ее

соскальзывает в ландверканал, пока лисы и сойки тиргартена
прижимаются к телу его и над каспийским морем открывается
в небе дверь и оттуда звучит ва-алийюн-валийю-ллах — ты
оттесненный омоном на чистопрудный бульвар по маросейке

бежишь мокрый от страха и от дождя и пирамиды каштанов

разрываются над тобой над туманным франкфуртом
оглушенным воздушной войной и сквозь сирены
и отдаленные крики движется он разрезающий
влажную ночь — твой последний двадцатый век

III

«Вот они сходятся во дворе ночь и под водой голос…»

вот они сходятся во дворе ночь и под водой голос

простирались степи и сны тревожили

волновались чащи над землей холодной
когда путешественник златоволосый
пыль презирая es ist zeit sagt mir и мы

открыты двери не светятся окна и голос другой

(на мотив старой песни)

il pleur im stillen raum как в сердце поет

обрубок дня
но дыма не видно лишь туман поднимается
над бесконечными лощинами да мышь полевая
рыбацкую песню поет

растения между камнями и тот и другой в подступающей

тишине

как ловцы в пустых деревнях и те кто выходит навстречу

и те что идут по следу веселую песню поют
и несется она над полями
как на руках пилигрима несут

(так ангел поет вместе с нами)

а трава как положено ей уходит под землю

«Цветные развешаны поло́тна…»

цветные развешаны поло́тна
дробящие солнечный день
среди застывших молекул
а тени все льются и льются

ветер задул свечу и поют о заводах

солнцем сожженные трубы
и чернеют поля непрозрачные
проносящимся в автомобиле

молчит в темноте часовой

гулкая комната полная ветра
тонких губ сухие расщелины
в предчувствии снежного утра

их обнаженность простертая

по этому городу так дремлет
настороженно но и ей предстоит
пока поднимается солнце

«В синем пространстве гор…»