Все зеркало

– Какой же ты утомительный, Кощеюшка, – вкрадчиво проговорил Иван и будто бы невзначай сделал шаг в направлении фонтана с живой водой.

Но Кощея такими маневрами давно уже было не провести, он мигом сиганул в окно и, судя по мявкающему звону снизу, вступил там в бой с кототой. Кототы в это время года частенько приходили страдать в кусты битого стекла под теремом.

Кощей уже почти одолел кототу, когда небо над ними задрожало и в обморок упало, хотя был не сезон. Сначала показалось – показалось, но потом в подвалах взвыли желейные мишки, и всё вокруг замерло, даже мама Мура перестала воспевать котлеты из морского окуня с капустой.

Земля задрожала не в такт с небом, но падать ей было некуда, потому земля подпрыгнула, и из недр появилась она: радужная поляна с сумрачной жертвенной плитой, источающей запах ванильного зефира.

Кощей, оставив в покое основательно обглоданную кототу, поспешил убраться подальше, чтобы всё хорошенько рассмотреть, а котота со звенящим мявом оседлала подвернувшуюся хохотучу и взмыла на высоту бреющегося самолёта, судорожно отращивая новые уши.

На жертвенник рухнуло нечто мясистое, в волосах и с тощими ногтями. Горизонт окрасился в цвет оскаленных зубов невероятной красоты.

– Это что? – рявкнул прекраснейший голос, от которого осыпались капустные листья в ближайших огородах. – Бронзат? Пересадка жопы на лицо? Оранжевый нос и розовые щечки?

С алтаря раздался визг.

– Ну и фифа, – с одобрением выругалась мама Мура и оперлась руками на бока.

Ветер цвета свежей соли рванулся, подхватил неведомую Фифу, и та, обвязавшись блестящими лентами из собственного крика, исчезла в очаровательной раззявленной пасти.

– Определенно, это была моя жертва, – одобрительно прохрипел чарующий голос, и гигантская пасть изящным веером выплюнула ногтевую шелуху.

Желейные мишки взвыли, радужная поляна хрюкнула и стала понемногу отползать.

– Ты гля, – со значением протянула ноги мама Мура, – что-то новенькое. Такого еще не было. Новый мир притянула, сталбыть. Теперь мы насмотримся на всякое, глаза б мои не глядели!

И мама Мура опустила на нос розовые очки.

Из ниотвсюду разнесся лязг расстроенных струн, и в город на роялях вплыли викинги-букмекеры под предводительством Харальда Блютуза. Кощей присвистнул, схватил подвернувшуюся хохотучу и полетел в терем за дебильником.

* * *

Танк родился из стены под считалочку «Раз-два, Красота придет за тобой» – игравшие на улице дети еще не до конца переварили восторг от предыдущего жертвоприношения. Да и Красота еще не успела проголодаться:

Фифа была гламуристая, нажор с нее знатный, а тут – танк. И не абы какой, а грозное франкенштейновое оружие будущего, слепленное из деталей других танков, самых лучших.

– Изучить вероятного противника! – неслось из закрывающегося проема стены. – Определить места гнездования вида! Проанализировать уязвимые точки!

Танк тяжело перевалился вперед и оказался в городе, стена за ним схлопнулась, и его потянуло на невидимом тросе прямо к сытой Красоте, которая озадаченно облизывалась.

В танке было тесно, грязно и душно. Пахло гарью. В воздухе, надежно закрепленный смрадом недоброжелательности, висел топор войны. Прямо перед ним находилась орудийная система, которой он кланялся на каждой колдобине.

Ваня Раскольников выглянул наружу и увидел, как прямо перед танком в воздухе проплыл рояль, на котором восседал огромный мужик, укутанный меховым плащом, с рогатым шлемом на башке и большим рогом в руках, из которого он регулярно отхлебывал.

Позади Вани раздался громкий возглас:

– Банзай! – и танк резко рванул вперед, через мгновение захлебнулся и встал, чтобы опять тут же прыгнуть вперед.

Вождь команчей Джек Воронье Гнездо, сидевший на месте старшего мехвода, вцепился в руль, как в гриву мустанга, и усиленно давил на педаль тормоза, а второй мехвод, Изаму Оно, чертов камикадзе, в черном традиционном кимоно японутых на всю голову самураев, с повязкой на голове цвета белого и с красным кругом по центру, наподобие мишени (стреляй сюда, не промажешь!) изо всех сил топил педаль газа, отчего даже покраснел. Части лица индейца, не покрытые боевой раскраской, жутко багровели под венцом из орлиных перьев на голове, он всё порывался выхватить из-за пояса томагавк, но не мог отпустить руль.

– Банзай! На таран! Смерть Страшилищу! Погибнем во славу Императора! – вопил Изаму.

– Уймите кто-нибудь этого жалкого поца, – послышался голос Изи Кацмана, героя-танкиста, бывшего таксиста из Жмеринки, который сидел на месте радиста, скрестив руки на груди, словно вся эта мичпуха его не касалась. – Иначе, мы все разобьемся, и наши мамы очень расстроятся.

Танк продолжало усиленно тащить вперед. Страшилище, которое Ваня снимал на смартфон в бронещель, продолжало плотоядно улыбаться. Вокруг витали белые тучки, усыпанные улыбками без лиц.

– Красота спасёт мир! – скандировали снаружи звеняще-мявкучими голосами. – Спасёт мир прежде, чем вы, уроды, погубите его! Красота спасла наш мир, спасёт и ваш!