Все зеркало

– Как твои дела? Работа как? – принялась расспрашивать мама, уводя разговор все дальше и дальше от Андрея, словно молчание – и его, и семьи – сотрет любые различия.

Утром он проснулся рано: незадернутые шторы позволили слепящим лучам расчертить комнату колоннами света. От жары раскраснелись щеки, к вспотевшей шее прилипли волосы – пора бы подстричься.

Под мамино бормотание кудахтали голодные куры, встречали квохтаньем каждую горсть зерна. Коротко взлаял привязанный пес и зазвенел цепью, спрятавшись от солнца в будке – дальше уж сами, хозяйка во дворе.

– Доброго утречка, Света, – пропела соседка льстивым голосом. – Смотрю, у тебя гостей полон двор?..

– Доброго, доброго. – Звякнула калитка. Голос отдалился, сделался глуше. – Сыны нагрянули, а я как чуяла: наварила-напекла, борща целую кастрюляку сделала. Думаю, как же мы ее с отцом съедим – свиньям отдадим, что ли?

– Та ну, такое придумала – свиньям. Помоями обойдутся. А я чего пришла-то… Не одолжишь тысячу до зарплаты? Моему в четверг следующий должны выдать, так я сразу ж и принесу.

– Ой, не могу. У самой копейки остались, а надо ж в город съездить, прикупить сахара и крышечек, а то варенье закрывать пора.

– Света, ну выручи, прошу! Я ж отдам, честное слово!

– Извини, не могу. – Лязгнула калитка. Подзывая кур, мама ушла в огород.

Разозленная соседка пнула ворота и закричала на всю улицу:

– Та чтоб ты подавилась теми деньгами!.. Бог тебя уже наказал, жабу, и еще накажет, вспомнишь меня! Из жопы деньги лезут, а она все в чулок складывает. Кому ты их копишь? Сыну своему чокнутому или дочке? Одна кучу детей нагуляла невесть от кого, а второй – дебил отсталый. Тьфу!..

Окончания он не слышал: оделся и ушел, подхватив собранную еще с вечера сумку с запасами. Кажется, мама выскочила на улицу и включилась в скандал, заглушаемый псиным лаем.

Андрей перелез через сетку, ограждавшую соседский участок, пересек заросшее бурьяном поле, проскользнул через дыру в высоком заборе и оказался на обрывистом склоне. Река темнела внизу, в метрах десяти от него. От высоты кружилась голова. Он медленно, нащупывая пальцами неустойчивые камешки и ямки, двинулся в сторону.

Берег был крутой – когда-то с него сполз в воду кусок скалы да так и остался торчать в воде сломанным зубом. Слоистые рыжие камни норовили рассыпаться крошкой, Андрей не раз обманывался ими. Редкие пучки трав росли тут и там, цеплялись тонкими корешками за сухую пыль.

Он спустился ниже и огляделся. Если плыть, то до острова рукой подать – спуститься по течению, оставив село позади, да и свернуть налево. Но лодку он обычно не брал: добирался до берега вплавь, а затем шел босой, в мокрых шортах, иногда неся гостинцы – рыбу или раков.

Андрей повесил сумку на плечо и спрыгнул в реку. Вода плеснула на спину и грудь, оставила прохладные следы. Он пошёл вдоль берега, любуясь переливами на дне, считая рыбешек, которые скользили под ногами. Левый берег расплывался вдали, сливался с небом, становясь неотличим от него. На правом, высоком, Андрей видел заборы и глухие стены, изредка встречая то капризную козу, настойчиво чего-то требующую, то кота самого хулиганского облика, который крался куда-то с куском мяса в зубах.

Через час или больше – он не считал время, не понимал в часах – склон понизился, превратился в пляж. Редкие отдыхающие, почти все городские и незнакомые, провожали его недоуменными взглядами. Андрей никогда не понимал, почему люди обращают так много внимания на лицо и тело. У него есть ноги, руки, крепкая спина – он может плавать, долго идти или быстро бежать. Есть лицо, на котором есть глаза и брови, нос, рот, уши. Они есть, они полезны и работают – чего еще хотеть? Красота, уродство – все это оставалось вне границ его мира; пустые слова, которые ничего не означают, которые нельзя потрогать.

Отойдя подальше от лежбища тел, он нашел брод и побрел вперед, туда, где в плавнях, занявших не один километр, прятался его шалаш. Тростник бил по плечам, оставлял тонкие царапины – от соленой воды, иногда приносимой с моря, кожу жгло нещадно. Встревоженные птицы взлетали вверх, ругая надоедливого человека; остро и чуть горько пахло рыбой – свежей, еще живой, и гнилой, протухшей на палящем солнце.

Шалаш со стороны реки виделся нагромождением веток и камыша, неопрятной грудой плавника, сбитого в кучу течением. На самом деле он получился крепким, основательным, выдержав и ливни с градом, и зимовку. Андрей построил его сам – из ящиков и брезента – и очень гордился бы, если бы мог назвать так то чувство, которое охватывало его всякий раз, когда он смотрел на приземистое и неуклюжее творение своих рук. Внутри у него была лежанка из поддонов, накрытая старым ковром, стол из ящика и стеллаж, на котором теснилась кухонная утварь, запас продуктов, топливо на случай непогоды, одежда, рыбацкие снасти и переносной телевизор с солнечной батареей – ненужный мамин подарок.