Пройдя под парящим яйцом, они спустились на лифте и оказались на техническом этаже, где на грязноватом полу шеренгами стояли служебные роботы. В углу высился штабель пустых топливных элементов, а за ним обнаружилась небольшая дверь с выгоревшим пятном вместо таблички. Курьер прижал палец к сенсорной пластине – та мигнула красным. Он чертыхнулся, натянул полупрозрачный напальчник, которым, наконец, и открыл дверь. За дверью оказалась большая комната без окон. Вдоль стен громоздился механический хлам, в центре стояло старое, выдранное с мясом из космического парома пассажирское кресло позапрошлого века.
Курьер захлопнул дверь, отпихнув Нормана плечом, прошел в глубь комнаты, присел на октаэдр топливного элемента, достал из кармана фляжку и основательно к ней приложился. Запахло коньяком.
– Вам не предлагаю по понятным причинам, – сказал он, завинчивая колпачок. Затем порылся в кармане, достал керамический тубус, бросил его Норману. – Ключ.
Норман скрутил защитное кольцо, вытряхнул из тубуса на ладонь серый шарик – молекулярный ключ.
– Вы принесли анальгетик? – спросил Норман.
– Держите. – Толстяк протянул красную капсулу. – Разгружайтесь уже скорее.
Норман проглотил молекулярный ключ и вложил анестезирующую капсулу в ухо. Стянул через голову рубашку. Контейнер, замещающий Норману желудок, активировался. Капсула в ухе стала холодной как лед. Норман замычал от боли. Спокойствие, только спокойствие! За год Норман провел подобную загрузку-разгрузку уже двадцать два раза. И вот – последний!
Имплантат выпростал биокерамический хобот и прирастил его к пупку с внутренней стороны. Контейнер с грузом втянулся в хобот и плавно заскользил наружу, подгоняемый сокращениями искусственных мышц. Кольцо разошлось шестью мясистыми лепестками…
И тут раздался нарастающий мелодичный звон.
Квоки только выглядят неуклюжими. А если нужно, действуют молниеносно и жестко. От звуковых вибраций стальная дверь разлетелась, как стекло. Норман только и успел, что приподняться в кресле, как четверо квоков в бронефартуках ворвались внутрь. Здоровяк в рыжих перьях приставил Норману ствол к голове, еще один взял на мушку курьера, третий встал в дверном проеме, а четвертый – лысый, с гофрированной шеей – подхватил белый контейнер размером с небольшую дыню из жутковатой пупочной дыры Нормана.
Курьер вскинул руку, но тонко звенькнул парализатор, и толстяк замер, не донеся фляжку до рта.
– А-а-а-щ! – сказал курьер сведенным ртом.
– Теодор? – повернул к нему шею лысый квок. – Надо бы удивиться, а я не.
Он щелкнул горлом, и рыжий быстро обыскал Нормана, ловко орудуя длинным клювом.
– Здравствуй, Норман. Я – Ащорген.
Норман испуганно на него вытаращился.
– Вопросы снимем. Я – твоя смерть. Или жизнь. Увидим.
– Мы-ы-ы! – промычал парализованный Теодор.
– Знаешь, что привез к нам? – спросил квок, не обращая на него внимания.
Норман беззвучно, как рыба, открыл и закрыл рот, показывая, что не знает. Анальгетик в ухе сковал тело холодом, в голове звенело.
– Это – гептабомба. – Ащорген мотнул клювом в сторону контейнера. – Если взорвать в Гнезде, оно умрет. От резонансной волны треснет скорлупа яиц – дети умрут на крыльях матерей по всей планете. Вот что ты привез нам, человек.
– Поймите, я не по своей воле! – Норман наконец обрел дар речи. – Меня заставили!
– На Кша-Пти есть закон возмещения зла. Есть ли поступок, который сможет возместить твое зло?
Как себя вести с птичьим спецназом? Поди знай… Норман глянул на Теодора – тот пытался строить какую-то рожу.
– Вы ищете заказчика? – спросил Норман.
– Не так давно я с ним завтракал, – щелкнул клювом Ащорген.
– Тогда поставщика?
– И Плута мы знаем прекрасно.
– Так что же я могу сделать?!
– Ты отвезешь домой посылку, – кивнул лысый квок. – Замкнешь круг.
Здоровенный рыжий квок, державший Нормана на прицеле, нервно перетаптывался с ноги на ногу. Глаза Ащоргена блестели опасной синевой. Норман беспомощно сидел, вжавшись в кресло, с нутром, открытым всем напастям Вселенной.
– Ыыы, не-е-е… – просипел толстяк-курьер, багровея.
– Согласен, – ответил Норман.
Норману снилось, что он опять маленький, уснул в саду, и ему в ухо заползла улитка. Мама тормошила его и просила поскорее вставать, а Норми убеждал ее, что улитка его ужалила.
– Улитки не жалят, – сердилась мама.
– А потом я родил из пупка игрушечный танк!
– Не выдумывай, Норми, вставай.
– Я еще поваляюсь.
– А я говорю – вставай!
– И не подумаю!
– Вставай, скотина!
Норман открыл глаза – лицо курьера с позабытым именем нависало над ним, как Старшая луна планеты Кша-Пти. Он вдруг пожалел о том, что не увидел мира квоков – гор до неба, высоких деревьев с желтой корой, глубоких рубиновых озер. Только зал прилета и захламленную каморку с креслом.
– Просыпайся!
«Теодор. Толстяка так зовут. Боже, чем они меня накачали?» – мутно подумал Норман. Он вдруг заметил стандартные потолочные дуги из мягко светящейся биокерамики. Корабль! Они не в гостинице, а на корабле.
– Пи-и-ть! – просипел Норман.