Все живы

Продолжаю вечером. Мы начали наступать в середине июля. Как же там было грязно и пыльно! Я помню, иногда ненадолго терял сознание от жары и грохота. Мы все как будто высохли за эти две недели (или больше?). Когда танк останавливался, мне казалось, что он продолжает ехать.

5 сентября

Продолжу. Нас подбили не знаю, какого августа. Может быть, 12-го? Нет, наверное, 14-го или 15-го. Всё слилось в какое-то огненное месиво. Столько мертвых я никогда до этого не видел. Даже не мог представить, что такое вообще бывает. Живые люди, множество живых людей падают и становятся неживыми. Или там взрывается земля. Мы проезжаем дальше, и я стараюсь не думать, что от них осталось. Я в эти дни разучился думать и чувствовать. Я чувствовал только ход и габариты танка, и мой мозг сам улавливал любые изменения в его ходу, а руки сами дергали рычаги. Не знаю, как так получалось. Говорю же, мы стали его внутренностями, как мотор и ходовая часть. Друг с другом мы совсем перестали общаться. Только иногда что-то коротко выкрикивали хриплыми голосами.

Продолжаю после обеда. Я услышал громкий лязг позади себя, а потом было несколько секунд полной тишины, как мне показалось, и оглушительный взрыв. Танк резко нырнул мордой вниз, потом назад. Я ударился головой и на какое-то время потерял сознание. Если бы не шлем, тут бы мне и конец пришел. Всё, дальше завтра.

6 сентября

Немного похолодало, как же хорошо! Я сегодня спал крепко и без снов. Ну их, эти сны! Так, продолжаю. Я пришел в себя от толчка и окрика командира. Он тянул Серегу и матерился про запаянный аварийный люк. Я посмотрел Сереге в лицо и сразу очнулся. Оно было всё черное, только сквозь отросшие волосы просачивалась кровь и стекала по лбу. Потом танк опять сильно тряхнуло, и я увидел огонь в левом углу. Я быстро взялся за дело и отвел танк с линии продвижения, каждую секунду ожидая взрыва топливного бака. Не успел я заглушить мотор, как под брюхом что-то громко щелкнуло. Я понял, что танк потерял мобильность. Командир приказал мне вылезти и принимать Серегу сверху. Я чуть не скатился с танка, перед глазами всё плыло. Но все-таки я вытянул его и оттащил подальше. Потом оглянулся и увидел, что танк горит. Ярко полыхали топливные баки, и я не мог разглядеть, насколько всё плохо. Потом я вспомнил про Степана Васильевича и кинулся обратно. Он был под самым люком, без сознания. Я быстро спрыгнул внутрь и попытался его привести в чувство. Дышать было нечем. Вот тогда я, наверное, и обжег ноги, когда пытался вытолкать его наверх. Но у меня ничего не получилось, и я сам понял, что сейчас потеряю сознание. Я протолкнулся через люк, почти скатился на землю и начал ползти к Сереге. Долго я полз или мне так показалось? А потом что-то завыло сверху, очень громко, и потом был оглушительный удар. Я почувствовал всем телом, как он прошелся по земле. Я раньше думал, что «земля содрогнулась» в газетах пишут так, для красоты. Но это так и есть. И это очень страшно. Я помню, что во рту даже сквозь дизельную копоть я ощутил вкус страха – то ли железа, то ли какого-то лекарства. Но его не спутаю ни с чем. Потом я все-таки добрался до Сереги и подержал руку возле его лица. Он еще дышал, и я позвал его. Я не услышал своего голоса, хотя старая-ся кричать как можно громче. Потом я закашлялся, и пришлось долго дышать. И снова стал его звать. Когда я уже перестал надеяться, он вдруг попытался приоткрыть глаза, и сквозь щелки я увидел что-то блестящее. Он попытался что-то сказать, а может, и сказал, но я не слышал. Потом его голова как-то откинулась, и я понял, что он умер. Я смотрел на его черное лицо, на его тело в пыльной траве цвета песка и вдруг понял, что он только что был таким же живым, как я, и вот он ничем не отличается от этой высохшей травы. Даже трава более живая, чем теперь он. Я закрыл ему глаза и почувствовал горелый запах. И тут меня вырвало, еле успел отвернуть голову. А потом землю опять сильно тряхнуло, хотя я ничего не слышал. Меня куда-то откинуло, и больше я ничего не чувствовал. Очнулся уже на койке, здесь. Как же мне повезло, что голова всё-таки варит. Хотя сначала я всё время спал, кажется. И еще повезло, что легкие не сильно пострадали. А главное везение – что меня вытащили. Как они поняли, что я живой? Может, я ненадолго пришел в себя и позвал на помощь? Значит, еще не пришло время мне помирать. Значит, я еще нужен зачем-то.

7 сентября

Вчера весь день вспоминал и записывал. И как-то легче стало. А ночью проснулся. В окне звезды, зарево вдали. Интересно, а вдруг это всё правда, и я бы встретился с Надюшей? Ну, если просто предположить такое? Вот всё думаю про это. Паршивый же из меня коммунист получился. Или это от контузии?

(Фух, устал. Надо и правда паузу сделать. Вводил, не мог остановиться. Конечно, не пришло ему время помирать. Боря же откуда-то взялся? Баба Галя ведь сказала: наш, Лазаревский он, а не приемный. – Боря.)

8 сентября