Всегда лишь она

– При всем уважении, – отвечает Лорел, – свадьба Энни – важная новость для этого города. А теперь, с ее исчезновением, она важна как никогда. – Она сглатывает слюну и крепко обхватывает фотоаппарат, словно Фэй может попытаться отобрать его. – Это моя работа – сделать о происходящем репортаж. – Голос Лорел дрожит, и она смотрит куда-то в сторону работников загородного клуба, открыто глазеющих на происходящее.

– Думаю, тебе лучше уйти, – говорит Фэй. – И отнестись наконец с уважением к причине, которая нас сюда привела.

– Я просто делаю свою работу, – повторяет Лорел с плаксивыми нотками в голосе.

– Мне абсолютно плевать, что ты делаешь, – говорит Фэй и морщится, словно учуяла вонь. – Единственное, на что мне не плевать сейчас, – это поиски моей племянницы. Но сначала я должна… – Ее голос срывается, и Клэри кладет руку матери на плечо, чтобы выразить поддержку. Пожалуйста, не сломайся сейчас, мама.

Фэй переводит взгляд на Клэри и принимает помощь, которую та предлагает. Она поворачивается к Лорел, снова собранная и решительная.

– Сначала я должна собрать украшения для ланча подружек невесты, которому не суждено состояться. Если хочешь о чем-нибудь написать, напиши об этом, – говорит она.

Фэй поворачивается и идет к коробкам, оставляя Клэри сверлить Лорел взглядом – ровно столько, сколько необходимо, чтобы у той сдали нервы. В конце концов журналистка выскакивает из комнаты, по-прежнему сжимая в руках фотоаппарат, а Клэри стоит и ждет, когда ее охватит радость от победы над Хейнс – как она ликовала бы в школьные годы. Но, увы, ей по-прежнему плохо, и все, чего она хочет, – чтобы все стало таким, как раньше. Вот знать бы только, как этого добиться.

Лорел

Лорел останавливается у выхода из небольшого банкетного зала, где должен был состояться ланч подружек невесты Энни. Она размышляет, не стоит ли ей вернуться и настоять на своем. Она не может позволить Фэй обойтись с ней вот так. Деймон был прав: как она вообще собирается вести журналистские расследования, если впадает в ужас при виде какой-то провинциальной парикмахерши. С другой стороны, Деймон вряд ли понимает, что значит попасть под горячую руку Фэй Уилкинс.

Она слышит голос у себя в голове – самую отвратительную версию своей матери: «Вот почему ты не вписалась в Миннеаполисе. Вот почему ты не вписываешься нигде. Дай уже матери найти тебе мужа, вступи в загородный клуб и научись наконец играть в теннис». Она поворачивается и наблюдает через небольшую стеклянную панель в двери, как Фэй и Клэри поднимают коробки с бокалами для шампанского и стеклянными банками и выходят через заднюю дверь. Ей хотелось бы сфотографировать это. Одно фото лучше тысячи слов, это факт.

– Уверен, сейчас ты скажешь, что просто расследуешь историю пропавшей невесты, – звучит за ее левым плечом знакомый голос. – Но, как мне видится, это не более чем прикрытие, чтобы сунуть носик кое-куда еще. – Голос звучит лениво и самоуверенно, с демонстративной медлительностью – так говорят мужчины, которые нравятся женщинам и знают это.

Лорел оборачивается.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она так, будто ее застали на месте преступления, что, собственно, недалеко от истины.

Он усмехается, указывая на свои безвкусно выглядящие ботинки на шипованной подошве.

– Я играю здесь с отцом каждый четверг. В семь тридцать утра. – Он раскидывает руки так, словно это место принадлежит ему, что, кстати, вполне возможно. – И делаю это уже полжизни.

Деймон подходит ближе к ней, нарушая то, что можно было бы назвать «профессиональными» границами. Он снова усмехается, и она чувствует запах спиртного у него изо рта, внезапно понимая, что гольф – не единственная вещь, которая занимала их с отцом этим утром. Она смотрит по сторонам, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за ними. Она не может позволить никому в этом клубе видеть ее и Деймона в подобном двусмысленном положении, иначе есть риск, что все узнает Глиннис и, конечно же, поймет превратно.

– Ищешь смельчака, который тебя спасет? – спрашивает он шутливо, но ей все равно неуютно быть здесь, с ним, вот так.

– Н-нет, – запинается она.

– Почему я тебе так не нравлюсь? – вдруг интересуется он, и она может поклясться, что теперь расстояние между ними еще меньше, хотя, может, это просто его слова придавили ее.

– Нра… нравишься, – выдавливает она, но по его ухмылке ясно: он прекрасно понимает, что она лжет, но делает вид, что верит. Он несколько раз кивает и пристально смотрит на нее своими ясными зелеными глазами, пока ей не приходится снова отвести взгляд.

– Ну, мне пора идти, – указывает он пальцем куда-то влево. – Папа ждет.

Она молча кивает, ожидая, что он исчезнет. Но он продолжает стоять перед ней.