«Всего еси исполнена земля Русская...» Личности и ментальность русского средневековья

По мнению Ю.Г. Алексеева, приписывание Вассианом Ивану III нежелания «поднимать руку против царя» (кстати, здесь у Вассиана дословное повторение летописного объяснения отказа Дмитрия Донского от открытого боя с Тохтамышем) является чисто литературным приемом, не имеющим реальной почвы[424]. Но вряд ли в послании, непосредственно обращенном к великому князю, Вассиан мог бы приписывать ему мысли, которые никогда не посещали и не могли посетить его адресата. «Комплекс царя», психологический барьер, из-за которого было сложно заставить себя вести активные военные действия против «главного» татарского хана, в течение более чем двух столетий считавшегося правителем более высокого ранга, чем кто-либо из русских князей, продолжал существовать[425]. Вассиан опровергает не вымышленный им, а реальный аргумент, который, скорее всего, высказывался напрямую группировкой «примиренцев», советующих Ивану, по словам Вассиана, «не противитися сопостатом, но отступите»[426]. Чтобы опровергнуть этот аргумент, духовник великого князя осуществляет резкий разрыв с традицией, признающей легитимность власти татарских ханов. Он объявляет Ахмата самозваным царем («сему богостудному и скверному самому называющуся царю»), но не потому, что он является (подобно Мамаю) узурпатором (ханское происхождение Ахмата сомнений не вызывало), а потому, что и сам Батый, завоевавший Русь, не был царем, и не был царским род, к которому он принадлежал, т. е. род Чингисхана. Таким образом, чтобы подвигнуть Ивана III на активные действия, Вассиан не только объявляет его равным татарскому царю, но отказывает в царском достоинстве всем Чингизидам[427], т. е. объявляет нелегитимными все 240 лет их сюзеренитета над Русью[428].

После ликвидации зависимости от Орды царский титул стал все чаще применяться к московским великим князьям, но официальное венчание московского правителя на царство произошло спустя более чем полвека, т. е. обретение независимости было далеко не последним шагом для формирования представлений о царском достоинстве московских князей.

В дипломатических документах вплоть до Ивана IV отображалось представление о крымском хане (после ликвидации Большой Орды в 1502 г. оставшемся главным наследником былой ордынской державы) как правителе более высокого ранга, чем великий князь московский[429]. Более того, в массовом сознании царское достоинство Ивана IV связывалось, по-видимому, не столько с венчанием 1547 г., сколько с покорением в 1552 г. Казанского ханства («царства»)[430]. В этом отобразилось распространенное в средневековой литературе представление, что можно стать царем в результате завоевания «царства»[431].

В закреплении за московскими великими князьями титула «царь» обычно видят синтез двух традиций: в семиотическом плане российский царь наследует византийскому императору, в территориально-политическом — хану Золотой Орды[432]. Однако ведущую роль в обосновании легитимности царского титула у московского великого князя сыграло все-таки, по-видимому, утвердившееся к началу XVI в. представление о том, что царским достоинством обладали еще правители Киевской Руси. При этом прослеживающаяся с начала XV в. тенденция к признанию «царем» крестителя Руси Владимира Святославича[433] сменилась иной концепцией. В сложившемся в начале XVI в. «Сказании о князьях владимирских», во-первых, проводится мысль о происхождении Рюриковичей от «сродника» римского императора («царя») Августа[434], во-вторых, утверждается, что Владимир Мономах получил от византийского императора царские регалии и «наречеся… царь Великиа Русия»; этими регалиями венчаются его потомки — великие князья владимирские и московские (вплоть до нынешнего правителя Василия III)[435]. Легенда о получении Владимиром Мономахом царских инсигний вошла затем в чин венчания русских царей[436]. Складываются и закрепляются, следовательно, представления о царском происхождении московских князей и о наследовании царского достоинства и титула из Византии в глубокой древности. А это означает, что «русское царство» древнее «татарского царства»: русские князья оказываются потомками древнеримских императоров, еще в домонгольскую эпоху они обладали царским титулом и теперь как бы возвращают его себе после долгого владычества «нечестивого» царя. В апелляции к царскому происхождению и древности царского достоинства у русских князей можно усмотреть стремление доказать, что «российское царство» стоит выше татарских «царств» (включая уже несуществующую Золотую Орду). Эти представления как бы заменяли не получившую поддержки идею Вассиана, согласно которой более высокий статус московского великого князя был обусловлен самозванчеством Чингизидов: если Вассиан поднимал статус московского правителя путем принижения статуса ордынских ханов, то идеологи конца XV — начала XVI в. достигали того же, не затрагивая «царского» достоинства Чингизидов.