Всего лишь зеркало

А приятно быть живым, черт побери, приятно догадываться . Съеживаться, не понимать, предчувствуя, однако, что вот сейчас, сию секунду, все поймешь. Войдешь в темную-темную, беспросветно-темную комнату и детским усилием – одним поворотом выключателя – разгонишь библейский мрак, осветишь все вокруг, и с легким разочарованием оглянешься по сторонам, узнавая то, что давно предчувствовал. Мрак всегда обещает больше, чем дает свет. Щелчок – и ты расшифровал себя, получив бездну удовольствия вкупе с еще большим страхом. Хе-хе-с, как говорится в подобных случаях. Дьявольски живое ощущение, мне его будет не хватать.

Так о чем я? Сказать ли?

Говорю. Не хотите знать – не читайте дальше. Как выражаются в таких случаях спортивные комментаторы, играя на интересе слушателей, приглушите звук ваших телевизоров. Итак…

Мать всех фобий – …»

Я отбросил лист в сторону.

А почему, собственно, отбросил? Собираюсь жить долго и счастливо? Нет? Чего испугался?

Я предчувствовал, что произойдет дальше. Я не знал, что скажет Алик, но знал, что скажет он именно то, что я считаю правдой. Он повернет ко мне зеркало. Стоит ли спешить?

С другой стороны, я продвинусь на пути познания; а с третьей – на пути смерти. Стоит ли игра свеч?

И тут я поймал себя на окончательно верном ощущении: я испытываю удовольствие от процесса вызревания догадки. Я растягиваю удовольствие. Я вновь цепляюсь за удовольствие . Ясно как божий день, что я дочитаю письмо (неужели в этом у кого-нибудь есть какие-нибудь сомнения?); я играю с собой – и с ним, черт побери! – в кошки-мышки. Ну, что ж, друг, говори мне то, что я знаю, но искусно утаиваю от себя. Я готов.

«Матерь всех фобий – …

Держу пари: вы закрыли глаза. Зажмурились. Не знаю, в какой форме вы это сделали, но вы отдалили миг сладостно-печального прозрения. Если так – это хорошо. Значит, вы еще не устали жить. Если я прав, то есть если вы зажмурились, рискну предположить, что Светлана уже ваша. Вы цените еще удовольствия. Что же, спешу поделиться с вами всем, что имею. Мне оно уже ни к чему. Матерь всех фобий – …»

Я вдруг разорвал лист и отшвырнул его в темный угол. И тут же рассмеялся: во-первых, я рвал его аккуратненько, так, чтобы потом можно было без труда дочитать, а во-вторых, швырял и мял еще более аккуратно. В моей свирепости не было ничего агрессивного. Зачем этот спектакль перед самим собой? Ведь не перед Аликом же, в самом деле, я ломал комедию, не его же хотел удивить? А что если я паясничал перед Аликом в себе?

Не исключено. И все же, думаю, я так «неожиданно» обошелся с его письмом от радости. От какой такой радости?

Вот дочитаю разорванное письмо – и объясню.

«Матерь всех фобий – боязнь усталости, постепенно перерастающая в зрелый страх. Но страх – это еще показатель жизненных сил. Страшно потерять страх: тогда остается только безмерная усталость. От нее до смерти – полшага. Собственно, усталость – это и есть первая фаза погибели. Вы это знали, не так ли?»

Я это знал. Но я был потрясен.

«Зачем же я вам это говорю, зачем заражаю вас фобией, инфицирую страхом?

Дело в том, что усталость накатывает внезапно. Вы проснулись солнечным утром, включили телевизор – а вокруг вас темно. Нельзя сказать, каков запас прочности, сколько еще продлится ваш спасительный страх. Я хочу вас предостеречь (не знаю, поможет ли, но делаю это с чувством исполняемого долга): что-то подсказывает мне, что умный человек может и должен учиться на ошибках других. А я где-то совершил ошибку. Я пошел по вашей колее, но так разогнался, что обошел вас, старшего, и, не заметив спасительного тупичка, влетел в топку финиша. Влез поперек батьки в пекло. Где-то надо свернуть, вы меня понимаете?»

Я и это знал. Я давно и лихорадочно ищу свой спасительный тупичок.

Не сознавая глупости происходящего, я настрочил ответное письмо.

«Дорогой Алик!

Думаю, ты во всем прав. Я все больше и больше представляю себя на твоем месте – и вряд ли бы я сделал больше. Может быть, ты и в самом деле поспешил, а может быть, иллюзия спешки – все что нам осталось. Пока не знаю.

Но я сделаю все, чтобы увеличить запас прочности, ты слышишь? Я не верю, что люди нашего формата и масштаба нежизнеспособны.

Есть одна идея, впрочем, не то чтобы идея, а нечто средненькое между предчувствием и желанием. Поживем – увидим. Я тебе сообщу.

P.S. А за Светку извини. Меня оправдывает лишь то, что на моем месте ты поступил бы точно так же. Нет, не извини. Спасибо за нее. Думаю, тебе приятно будет узнать, что проблем у меня с ней намечается не меньше, чем было у тебя, как я догадываюсь».

Здесь я должен возвратиться к обещанной радости. Но мне отчего-то расхотелось оплачивать добровольно принятые на себя долговые обязательства. Скажу лишь, что радость связана с «не то чтобы идеей, а чем-то средненьким между предчувствием и желанием». Пусть эта радость растворится между строк всего романа, если, конечно, у меня хватит писательского мастерства.

И желания дотянуть до конца.

Хотя бы до конца романа.

22

Я накликал беду.