– За упокой души, – выразила общее женское мнение Светлана, очевидно, на правах той, кто сумела предъявить на меня неоспоримые права.
– Чьей? – спросил я, покашливая: кость в горле застряла надежно.
– Алика.
– У меня с каждой минутой крепнет впечатление, что покойник знал, что делал. Он пал смертью храбрых. Он погиб на поле боя. Вечная память Баклажанову.
Я выпил.
Очевидно, Светлана решила, что «погиб» следует принять на свой счет. Во всяком случае, пропускать такие вещи мимо ушей было не в ее правилах. Бросать вызов матери своего будущего ребенка… Сумасшедший.
– Так-так. Господин писатель завидует своему другу?
– Нет, писатель хочет исправить его ошибку. Кха-кха.
– И это правильно. Лучше быть живым папашей, чем мертвым негодяем.
Светлана крепко хлопнула меня по спине – и я благополучно проглотил кость, ощущая колики где-то в межреберном пространстве.
– Что происходит? – спросил я, боясь вдохнуть всей грудью.
Маргарита засмеялась, а Светлана загадочно улыбнулась. Я вновь наполнил себе фужер водкой. Светлана сказала, что водку фужерами пьют только дегенераты или самоубийцы. Я плеснул в фужер еще, почти до краев, чтобы убедить ее, что она имеет дело с тем и другим одновременно. Она повела плечом, обидно прокомментировав аксиому о мужской слабости. Маргарита ослепительно сверкала зубами, забыв о печали.
Я встал и, не обращая внимания на своих дам, приветствовал дядюшку, эспаньолка которого припухла и округлилась за эти сорок дней. На моих глазах она расплылась, превращаясь в пятно, заслоняющее лицо. Возможно, дядюшка просто любезно улыбнулся.
– Я хотел бы уточнить, – сказал я. – В детстве Алик лазил не по сливам, а по вишням. На худой конец – по черешням. Но не по сливам же! Я вас умоляю: есть разница. Запомните же, наконец: по-виш-ням. Это во-первых. А во-вторых, предлагаю всем выпить за здоровье моего несчастного друга.
Эспаньолка резко уклонилась из-под прицела моих глаз, и я, пользуясь моментом, выцедил фужер до дна, победно откинув голову.
Затем я потребовал, чтобы меня представили Лехе Буслу. Кто-то видел его где-то в углу. Услужливо бросились искать.
– Леха, – орал я, – иди сюда. – Я научу тебя свободу любить. Леха!
Все почему-то решили, что меня надо успокаивать, а этого не следовало делать ни при каких обстоятельствах. Звяканье кандалов под смирительные речи привело меня в исступление.
– Диссиденты сраные! – кричал я. – Что вы знаете о свободе!
Последнее, что я помню – момент трезвости. Меня отрезвило выражение их глаз: я общался с толпой сумасшедших. Среди них, мне показалось, мелькнули потрясенные зрачки, принадлежащие Мешку Историй. Все они, эти почтенные людишки, были на одно лицо.
– Они все сумасшедшие, – шептал я. – Леха, ты где? В сумасшедшем доме и с валенком дружишь…
– Козерог, – возразили мне.
23
…Я лежал на просторной тахте, раскинув руки, и меня раздевала, кажется, Маргарита. Правда, стоило мне напрячь зрение, как она противно раздваивалась, превращаясь одновременно в Светлану и Маргариту. Это было забавно, и я несколько раз сощурился, смакуя расплывающуюся картинку. Светлана стояла в дверях, а Маргарита ближним планом нависала надо мной, то заслоняя ее, то превращаясь в двуликое существо. Все это было очень весело. В голове моей размашисто кружилась карусель и чертиками прыгали изображения, словно на телеэкране. Недолго думая, я сгреб Маргариту в охапку и повалил к себе в постель. Мой сон, продолжая оставаться сном, превратился отчасти в твердую явь. Вот ее ребристый бюстгальтер, вот платье, которое я упорно не хотел снимать, а только задирал вверх. Пальцы мои затрещали: кто-то сильный и привычный к нападению умело выламывал их. Я сдался, и меня накрыло женское тело, чудесным образом само освободившееся из платья. В дверях прохладным колокольчиком звенел вовсе не ревнивый смех Светланы. «Кандалы Колымы», – скаламбурил я, демонстрируя себе изрядную трезвость. Я отчетливо запомнил момент агрессивного проникновения. Затем, вечность спустя, я ощутил жаркое дыхание податливой Маргариты. Потом мягкие волны. Потом женское шептание под тихий, приглушенный интимный смешок. Потом поцелуи у меня на глазах. Мне вновь захотелось женщину, и я ее получил: она материализовалась откуда-то из темного пространства. Кто это был – Светлана или Маргарита? – сказать было невозможно.
24