Вселенная русского балета

Однажды худрук балетной труппы Константин Михайлович Сергеев сказал ей: «Ну, Наташа, ты настоящая декадентка». Он имел в виду особые позы балерины, ее неповторимые изгибы. Очень скоро это «декадентство» стало ее отличительным знаком. Сказывались и природные данные, и то, что в детстве, занимаясь гимнастикой, она развила в себе гибкость. Танцевать ей было легко, но танцевала она по-своему. Сама она говорила, что, когда исполняла роль Одетты («Белый акт»), в знаменитом адажио «втанцовывала» движения в музыку, вводя себя в некий транс. На упреки, что она делает что-то не по канонам, Макарова отвечала: «Мне так удобно, а как надо, неудобно. Я танцую по-другому, танцую – как чувствую, иначе я не получаю удовольствие от своего танца».

Найти себя в труппе Кировского ей было непросто. Еще танцевали Дудинская и Шелест, в театр пришли последние «вагановки» – Кургапкина, Моисеева, Осипенко, Колпакова, танцевали Калерия Федичева, Инна Зубковская, вместе с Макаровой дебютировала Алла Сизова. Из мужчин – Долгушин, Соловьёв, набирал силу Рудольф Нуриев, и уже появился совсем юный Миша Барышников. Но Макарова не затерялась в этой звездной плеяде. Кстати, такой же звездный подъем был в те годы и в Большом театре. На сцене появились танцовщики-личности, это был самый интересный период в искусстве советского балета.

У Макаровой появились свои поклонники, она была интересна публике. Зачастую о ней говорили: «О! Это же Макарова! Что она опять выкинет?» Она ни на кого не была похожей, и ей не терпелось узнать свои собственные возможности. Артисты балета находятся на особом положении: после училища они попадают во взрослую профессию и одновременно осваивают ее азы. Техника далеко не всё в балетном спектакле, ведь балет это не состязание в ловкости. Здесь не менее важна драматургия, важно актерство. Но юные балерины и танцовщики не успевают взглянуть внутрь себя, разгадать свою индивидуальность и актерские возможности. Это происходит уже в театре, по мере приобретения опыта и постижения самих себя. То же происходило и с юной Макаровой: она танцевала, и у нее были интересные партии, но она не всегда понимала себя и не могла подобрать ключ к некоторым партиям.

Макарова дружила с удивительной балериной Кировского театра Аллой Осипенко. У них нашлось много общего, и даже судьба в чем-то будет похожа: Осипенко сделает невероятный для того времени шаг – оставит Кировский театр и уйдет в никуда, в поиск, в новую труппу Бориса Эйфмана. Она станет его звездой и пойдет с ним рука об руку. Ей тоже захочется новых открытий, новой пластики и познавания самой себя.

Когда Макарова только искала свой путь, ее оценили молодые советские балетмейстеры, работавшие в Ленинграде: Игорь Чернышёв, Гоги Алексидзе, Леонид Якобсон. Чернышёв предложил сделать для Наташи и Вадима Гуляева дуэт «Ромео и Юлия», и, конечно, она с головой окунулась в эту работу.

Будучи еще ученицей, Макарова сделала для себя важное открытие: на уроках дуэтного танца она поняла, что ей ужасно интересно танцевать. И всю свою творческую жизнь она будет необыкновенно хороша, изобретательна и изысканна во всех дуэтах, в любой хореографии.

Дуэт «Ромео и Юлия» в исполнении Макаровой и Гуляева посмотрели на генеральной репетиции и… запретили, обвинив хореографа в формализме (как тогда часто происходило). Это был большой удар, Наташа была подавлена, психологически почти разбита. Ее спасла работа с другим выдающимся балетмейстером – Леонидом Вениаминовичем Якобсоном. У них сложилось большое и очень интересное творческое содружество. Он обратил на Макарову внимание в классе Кировского и назвал ее «секс-бомбой». Макарова по своему сложению осталась девочкой-подростком и не отличалась особой красотой лица. И почему же «секс-бомба»? Видимо, в ломкости ее линий, в том, как она удивительно чувственно работала ногами, хореограф разглядел всю мощь скрытого темперамента этой балерины. Якобсон пригласил Макарову танцевать в своих хореографических миниатюрах. Из роденовского триптиха ей достался «Поцелуй», и, наверное, это неслучайно.

Затем пришла настоящая, большая работа: Якобсон начал ставить балет «Клоп» по мотивам одноименной пьесы Маяковского и предложил Макаровой роль комсомолки Зои Березкиной. Надо отдать должное личности хореографа – для него образы Маяковского стали только поводом для того, чтобы рассказать о человеческой драме. Макарова окунулась в потрясающе интересный мир, в котором спектакль создавался для нее. Казалось, ей ничего не надо было играть: в ситцевом платьице она расхаживала по сцене, подергивая плечиками и покачивая бедрами, будто с улицы выпорхнула. На первый взгляд от классической балерины ничего не осталось. Внезапно она поняла, как же ей тесно в классическом амплуа. Она ничего не имела против старых балетов, но ей хотелось большего: ей нужны были балеты, где есть роль, где есть драматическая судьба героини.