Вскоре на «Би-би-си» и на «Голосе Америки» начали выходить программы, из которых стало понятно, что Наталья Макарова живет полноценной жизнью. А в родном Кировском ее имя пытались просто забыть. Помню, как мой брат Андрис и отец привозили из-за границы журналы и книги, в которых были их фотографии. Страницы на таможне всегда тщательно пролистывали, и если вдруг попадались фотографии Нуриева, Барышникова или Макаровой, издания конфисковывали. Фотографии Наташи Макаровой исчезли из школьных и других хроник, будто ее и не было в истории советского балета. Для нее началась другая жизнь.
Первым, кто профессионально поддержал Макарову в Лондоне, был Рудольф Нуриев. Они были знакомы по Кировскому театру, и в Лондоне он пригласил Наташу сделать несколько записей на телевидении. Они записали па-де-де из «
Первые шаги на Западе, конечно же, были нелегкими: остро встала проблема общения, ей срочно пришлось учить английский язык. И каждый день она ждала… Ждала, что ее позовут в Ковент-Гарден, ведь это так очевидно – она только что танцевала на этой сцене с Кировским театром и имела огромный успех, а знаменитый балетный критик Клемент Крисп писал о ней восторженные рецензии! Но… приглашения не последовало. Как часто бывает, когда мы гости – нам все рады, а как только становимся «своими» – эта радость быстро улетучивается. Как выяснилось: все примы Королевского балета написали в дирекцию Ковент-Гардена ультимативное письмо, пригрозив уйти из театра, если примут Макарову. Это был демарш против новой звезды, конкурентки, тем более что только-только закончилось время великой Марго Фонтейн, Первой леди английского балета.
Наташа Макарова пережила мучительные дни разочарования: что будет дальше? Чужая страна, непонятная жизнь, языковой барьер… Что делать?
И вдруг пришла спасительная телеграмма из Америки с предложением работать в Эй-Би-Ти – Американском театре балета, в звездной труппе. В Лондоне Наташа видела гастроли этой труппы и буквально влюбилась в балеты Энтони Тюдора, особенно в постановку «
Нью-Йорк ошеломил ее прежде всего темпом жизни. Все было новым: новая труппа, жесткий график работы, каторжный труд – и огромнейшие возможности. Многие танцовщики, приезжавшие из России на Запад, не смогли войти в бешеный ритм: на Западе новый балет нужно освоить за две недели, а в России, чтобы ввестись в балет, требовалось два-три месяца, а уж новую постановку могли делать в течение всего сезона, если не больше.
Наташа, изголодавшаяся по работе, в буквальном смысле набросилась на новую для нее хореографию. Она учила по нескольку партий одновременно. Ей нужно было зарабатывать имя и статус – и она должна была доказать всем, что ей по силам справиться с условиями западной компании. В Нью-Йорке Макарова танцевала четыре-пять спектаклей в неделю, а в Ленинграде в лучшем случае два-три балета в месяц. Вот она – разница. Быть может, этот безумный режим нон-стоп и помогал ей преодолеть психологические проблемы эмиграции. Мой отец говорил нам с братом: «Ребята, если вы хотите избавиться от проблемы, идите в балетный зал. Когда вы пропотеете, уверяю – проблема станет чуть-чуть меньше». И это правда. Такая работа спасала тогда Макарову.
В Америке она дебютировала со своим самым надежным балетом – «
Первым ее балетмейстером стал Элвин Эйли. Знаменитый американец, работавший с чернокожими танцовщиками, увидев Макарову, загорелся сделать для нее номер на джазовую музыку. Чтобы лучше понять джазовую культуру и проникнуться этой музыкой, Наташа стала ходить в клубы и слушать джаз. Она заходила и на дискотеки, чтобы понять, как двигается современная молодежь. Поистине, в этом первом времени работы на Западе раскрылся ее потенциал профессионально-умной балерины. Она отлично справилась с постановкой Элвина Эйли.