Якобсон поставил на Макарову еще одну роль – Девица-краса в балете «
Безусловно, Наталья Макарова опередила свое время минимум лет на двадцать пять: эстетика, в которой она начала существовать в классических спектаклях, вошла в моду в России только под конец века. Ее записи и сейчас выглядят невероятно современно. Можно сказать, что это рабочий материал для каждой начинающей балерины: Макарова доказала, что классику можно танцевать современно, а современную хореографию – стильно и классично.
Когда Макарова подошла к середине балетной карьеры, Вера Михайловна Красовская написала о ней: «Пока что ее творчество – мелодия без каданса, и надо торопиться, время… Макарова молода, но расцвет обещает многое». Опять пророческие слова – «надо торопиться». Но как можно торопиться балетному артисту, когда на него не ставят спектакли? Последние сезоны шестидесятых годов были для Наташи в Кировском театре бесплодными. Как часто говорил мой отец, «я готов повесить на себя плакат “Ищу работу”», – с ней происходило то же самое. Балетный артист очень зависим от обстоятельств его творческой судьбы.
Радовали Макарову лишь ближайшие гастроли в Лондоне, где ей предстояло танцевать «
Итак, 1970 год. Макарова танцевала с Юрием Соловьевым, вставное па-де-де исполняли Наталья Большакова с Михаилом Барышниковым, а Мирту – Алла Осипенко. Звездный состав и оглушительный успех! Вдохновляющие критические обзоры ведущего балетного критика Клемента Криспа. Но… Наташа все время будто в раздумье. В Лондоне произошло удивительное событие: она шла по улице и случайно встретила Рудольфа Нуриева, который уже несколько лет танцевал на Западе, и артистам Кировского запрещалось даже имя его упоминать. А еще во время тех гастролей Макарова подружилась с чудесной парой – Владимиром и Ириной Родзянко, потомками эмигрантов. Это знакомство открыло ей совсем другую жизнь, в которой было место конным прогулкам, фешенебельным магазинам, экстравагантной одежде и многому другому.
Гастроли подошли к концу. Собирая чемодан, Макарова долго не могла уместить в него огромный альбом Сальвадора Дали. Руки дрожали. На последней встрече Ирина Родзянко вдруг попросила подумать о том, чтобы не возвращаться, остаться на Западе, чтобы сделать карьеру, чтобы спасти свой талант. В своих воспоминаниях Макарова пишет, что это был долгий разговор: она эмоционально возражала, говорила, что там мама, новый роман, Кировский театр, Ленинград… Но слова Ирины падали как семена на хорошо взрыхленную почву, и в голове промелькнуло – а что, если… «Потом я начала истерически рыдать, – пишет Макарова, – и вся моя тридцатилетняя жизнь пролетела перед глазами как старая кинолента, прокрученная на аппарате с неимоверной скоростью. Потом я успокоилась и твердо сказала: “Звоните в полицию. Я готова”. Было страшно, но я поняла – надо. Это – моя судьба». Даже спустя много лет понятно, на каком пике эмоций принимала она это решение. Макарова приблизилась к своему тридцатилетию: для балерины это уже возраст – это больше чем половина двадцатилетнего срока, который обычно отводится балетному артисту в театре. Ей предстояло принять судьбоносное решение, отдавая себе отчет, что она навсегда разрывает связи с родными, со своим театром, со своим городом – со всей жизнью, которая была ДО…
Потом был звонок в полицию. Приехали сотрудники Скотленд-Ярда и отвезли Наталью в полицейский участок. Наутро пришло разрешение остаться в Англии. Но это была лишь одна сторона медали. А другая – то, что происходило в труппе и – самое главное – в ее семье в Ленинграде. В труппе поднялся переполох: известие о том, что Макарова осталась в Лондоне, шокировало многих. Одни говорили: «Как же так, она ведь только купила машину?» Другие вторили: «Да, ей недавно дали звание!» «А, – кивали третьи, – понятно, это только для отвода глаз». От родных она получила целую пачку писем с уговорами передумать и вернуться. Ее отец погиб на войне, а мама и бабушка жили в маленькой «хрущевке» на окраине Ленинграда, и Наташа очень переживала за них. Конечно, больше всех пострадали ее родные. Растаял круг друзей – их вызывали в органы, заставляли писать письма. Но решение было принято раз и навсегда.