Всем смертям назло

Через несколько десятков секунд мы услышали глухие взрывы. Это наши торпеды попали в транспорт. В тот же момент из первого отсека доложили:

— Слышен шум моторов самолета!

Такие же доклады поступают из других отсеков. Но это не самолет. Это прошли по правому и левому борту нашего корабля торпеды, выпущенные вражеской лодкой.

Немного погодя всплываем под перископ. Сторожевые корабли мечутся из стороны в сторону. На воде плавают шлюпки. Транспорта уже не видно. Быстро он затонул. Сторожевики нас не преследуют. По всей вероятности, волны и плохая видимость помешали им напасть на наш след.

Приказываю погрузиться на глубину тридцати метров и дать отбой тревоги. Небывалая в нашей практике торпедная атака закончилась. И те, кто вынесли на своих плечах основное ее напряжение — люди расчета центрального поста, как-то распрямились, словно освободившись от тяжкого груза, и горделиво улыбнулись. А радист Широбоков, в течение всей атаки против обыкновения не проронивший ни слова, произнес удивленно и радостно:

— Вот это да! А мы боялись...

Было чего бояться. Все происшедшее с нами могли выдержать только люди с железными нервами. И я счастлив, что именно такие люди окружают меня в часы испытаний. Теперь им надо дать отдых.

— Будем ложиться на грунт. Пообедаем, отдохнем. Передав управление помощнику, иду во второй отсек.

В общем-то, мне тоже надо успокоиться. За спиной слышу, как помощник в переговорные трубы поздравляет экипаж с большой победой.

Во втором отсеке шумно. Офицеры строят различные предположения о том, почему сторожевики не бомбили нас. Торпедисты Иванов и Нечуняев, чьими руками были подготовлены торпеды, выпущенные по транспорту, спорят о том, какая из них попала в цель. А боцман Рашковский «воспитывает» неугомонного Широбокова:

— Вы, морская интеллигенция, прекратите когда-нибудь свои неуместные разговорчики в неположенное время или нет? Имейте в виду, каждый такой случай буду записывать в свой «колдун», а рассчитываться за долги внеочередными нарядами придется вам в базе.

Что касается «морской интеллигенции», то так на флоте издавна величают радистов: они освобождены от всяких тяжелых работ, дабы не сбить руку, ибо работа па телеграфном ключе требует от пальцев музыкальной легкости. А угроза боцмана относительно расчета за долги в базе основывается на том, что картошка на лодке давно кончилась и посылать провинившихся отрабатывать наряды вне очереди, собственно, стало некуда.

— Товарищ боцман, — оправдывается Широбоков, — что же мне делать, коли я такой разговорчивый уродился? И потом это не совсем честно: я же ваши ошибки никуда не записываю, а помните, как вы нырнули невпопад во время торпедной атаки?..

В конце концов радист поклялся, что сменит у себя в горле шестеренку на несколько, зубцов пореже, и мичман Рашковецкий, довольный таким обещанием, оставляет его в покое. А в отсеке все весело смеются:

— Уговорил Широбоков боцмана!

Обед в этот день получился праздничным. Заведующий продовольственным снабжением фельдшер Андреенков так расщедрился на радостях, что даже распорядился выдать команде по стакану хорошего вина.

После того как мы потопили два транспорта, противник усилил в контролируемом нами районе противолодочную оборону. Вражеские дозорные корабли стали использовать в темное время сильные прожекторы. Много раз их ослепительные лучи нащупывали нас, и нам приходилось как можно быстрее нырять на глубину.

Принимаю решение на время покинуть нашу позицию. Не всегда нужно идти напролом. Первое условие успеха в нашем деле — оставаться незамеченным и нападать внезапно.

Была и другая необходимость сменить район: после капитального ремонта мы так и не успели уточнить надводную и подводную скорости своего корабля на разных режимах, и у нас имелись небольшие ошибки в счислении.

На следующий день мы уже были западнее острова Готска Санде и легли на грунт для перезарядки торпедных аппаратов. Я решил дать отдых команде.

На переходе нам удалось принять сводку Совинформбюро. В ней говорилось о стойкости наших воинов на берегу Волги. Цейшер побывал во всех отсеках, читая и разъясняя сводку. Она взволновала каждого. Помню, зашел я тогда в пятый отсек. Вижу, вокруг молодого коммуниста Панкратова собралось человек шесть — семь. Уроженец Сталинграда, Панкратов с воодушевлением рассказывал товарищам о своем городе. Он даже начертил на листе бумаги план, и все внимательно рассматривали этот нехитрый рисунок, стараясь представить себе те места, где разгоралось величайшее в истории сражение.

Отдохнув на грунте и перезарядив аппараты, мы выбрали участок между маяками и за несколько галсов довольно точно определили свою надводную. и подводную скорость. После этого направились снова в назначенный нам район. Море становилось все неприветливее — ветры, дожди, туман.

Гитлеровцы стали чрезвычайно осторожны. Их конвои теперь ходили редко, преимущественно ночью и с большим охранением. Но мы настойчиво вели поиск.

Как-то во время зарядки батареи вахтенный сигнальщик показал рукой вправо:

— Курсовой двадцать — судно!