Всемирная библиотека. Non-Fiction. Избранное

Собрание сочинений Генри Джеймса насчитывает тридцать пять томов, тщательно им подготовленных. Основная часть этого скрупулезно составленного собрания – рассказы и романы. Еще в него включена биография Готорна, которым Генри Джеймс всегда восхищался, и критические статьи о его близких друзьях – Тургеневе и Флобере. Он недолюбливал Золя и, по непонятным причинам, Ибсена. Защищал Уэллса, который ответил неблагодарностью. Был шафером Киплинга. Его собрание сочинений включает исследования самого разного толка: об искусстве повествования, о еще не исследованных темах, о литературной жизни, о непрямом повествовании, о зле и смерти, о достоинствах и рисках импровизации, о сверхъестественном, о ходе времени, об обязанности заинтересовывать читателя, об ограничениях, которые должен соблюдать художник, чтобы иллюстрации не конкурировали с текстом, о недопустимости диалектов, о точке зрения, о повествовании от первого лица, о чтении вслух, об изображении зла, нигде не описанного, об изгнании американца в Европу, об изгнании человека во вселенную… Собранные в одном томе, эти исследования могли бы составить блестящий риторический трактат.

Он написал несколько комедий для лондонских театров, которые были встречены свистом и уважительной рецензией Бернарда Шоу. Он не был популярен, британская критика приняла его холодно и безразлично – такого рода слава обычно исключает внимательное чтение.

«Его биографии, – писал Людвиг Льюисон, – более интересны тем, о чем умалчивают, нежели тем, о чем говорят».

Я немного ориентируюсь в литературах Запада и Востока; я составил энциклопедическую антологию фантастической литературы; переводил Кафку, Мелвилла и Блуа – и я не знаю более удивительного писателя, чем Генри Джеймс. Писатели, которых я перечислил выше, поражают с первой же строки; мир, изображенный на страницах их книг, намеренно выстроен как совершенно нереальный. Джеймс, прежде чем показать себя, смиренного и ироничного обитателя ада, поначалу рискует выглядеть приземленным писателем, куда менее ярким, нежели другие. По прочтении нас раздражают какие-то неясности, двусмысленности, но уже через несколько страниц мы понимаем, что эта нарочитая небрежность только обогащает книгу. Следует понимать, что речь идет не о чистой размытости символистов, чьи неточности – именно в силу затемнения смысла – могут означать что угодно. Я говорю о сознательном пропуске части романа, что позволяет нам его истолковать тем или иным образом, – и обе интерпретации предусмотрены автором. Например, в «The Lesson of the Master»[294] мы не знаем, является ли совет, который герой дает ученику, полезным или зловредным; являются ли дети в «Turn of the Screw»[295] сообщниками призраков или их жертвами – а призраки, в свою очередь, могут оказаться демонами. С какой из дам, силящихся раскрыть тайну Гилберта Лонга в «The Sacred Fount»[296], на самом деле связана эта тайна? Какую цель в «The Abasement of the Northmores»[297] преследует миссис Хоуп? Отметим еще одну проблему в этом изящном рассказе о мести: о внутренних достоинствах и недостатках Уоррена Хоупа мы знаем только со слов его жены.

Джеймса обвиняли в склонности к мелодраматизму; это связано с тем, что для него факты служат лишь способом гиперболизации и акцентирования сюжета. Так, в «The American»[298] преступление мадам де Бельгард само по себе невероятно, но объяснимо – как символ падения старинного рода. В рассказе под названием «The Death of the Lion»[299] гибель героя и бессмысленная потеря рукописи – не более чем метафоры, подчеркивающие равнодушие тех, кто им восхищается. Парадоксально, но Джеймс не психологический автор. Ситуации в его книгах отталкиваются не от персонажей. Герои выдуманы, чтобы оправдать ситуации. Обратный случай – это романы Мередита.

Критических работ о Джеймсе предостаточно. См. монографию Ребекки Уэст «Генри Джеймс» (1916), книгу Перси Лаббока «The Craft of Fiction»[300] (1921), номер журнала «Hound and Horn»[301] за апрель и май 1934 года, выпущенный в честь Генри Джеймса, «The Destructive element»[302] (1935) Стивена Спендера и страстный текст Грэма Грина в сборнике «Английские романисты» (1936). Его статья кончается такими словами:

«…Генри Джеймс столь же одинок в истории романа, как Шекспир в истории поэзии».

1945

Книжные рецензии

Эдвард Каснер и Джеймс Ньюмен «Математика и воображение»

Пересматривая свою библиотеку, я с удивлением убедился, что чаще всего перечитывал и марал рукописными пометками «Философский словарь» Маутнера, «Историю философии в биографиях» Льюиса, «Историю войны 1914–1918 гг.» Лиддела Гарта, «Жизнь Сэмюэла Джонсона» Босуэлла и книгу психолога Густава Спиллера «Ум человека» (1902). Готов предположить, что годы прибавят к этому разношерстному каталогу (где есть и простые следы старых привычек, вроде Льюиса) прелюбопытнейший том Каснера и Ньюмена.