Всемирная история. Древний Рим. Эпоха великих завоеваний

Битва при Каннах вошла в историю как классический образец уничтожения превосходящих сил противника ударами с флангов с последующим окружением и истреблением. Рим был охвачен ужасом, горожане со дня на день ждали появления пунийского войска у городских стен – «никто не сомневался, что Ганнибал, уничтожив войско, осадит Рим и взятием города закончит войну – только это ему и оставалось сделать» (Liv. XXII, 55, 2). Двинуть войска на Вечный город советовали карфагенскому полководцу и некоторые высокопоставленные офицеры его армии. Так, начальник конницы Магарбал побуждал Ганнибала выступить на Рим, обещая, что уже на пятый день он победителем будет пировать на Капитолии, хотя все остальные командиры выступали за то, чтобы дать войску отдохнуть (Liv. XXII, 51, 1–2). Пунийскому военачальнику предложение сразу же двинуться на Рим показалось заманчивым, но риск был слишком большим, и он предпочел не ввязываться в эту авантюру, уклончиво ответив, что ему нужно время, чтобы все как следует обдумать. Слова, произнесенные Магарбалом в ответ на отказ Ганнибала немедля захватить Вечный город, оказались пророческими: «Да, конечно, не всё дают боги одному человеку: побеждать, Ганнибал, ты умеешь, а воспользоваться победой не умеешь» (Liv. XXII, 51, 4). Действительно, позже, вспоминая при других обстоятельствах об упущенной возможности, карфагенский полководец, по словам Тита Ливия, сожалел о том, что не воспользовался после победы при Каннах возможностью захватить Рим и тем самым завершить войну (Liv. XXVI, 7, 3). Так Ганнибал, блестяще выиграв величайшее сражение при Каннах, не смог закрепить результаты победы и упустил стратегическую инициативу. Римляне получили очередной шанс восстановить силы и продолжить борьбу.

Глава 17. Hannibal ante portas: враг у ворот Вечного города (216–210 гг. до н. э.)

Весть о случившемся пришла в Рим и повергла находившихся в городе римлян в величайшее смятение и ужас: событие было внезапно и неожиданно, потому что никогда еще Ганнибал не подходил столь близко к городу.

Полибий. Всеобщая история, IX, 6, 1

 

Блистательная победа карфагенян в битве при Каннах открывала Ганнибалу возможность завершить войну безоговорочной капитуляцией Рима. Даже отказавшись от похода на Вечный город сразу после сражения и упустив шанс добить деморализованного сокрушительным поражением врага, пунийский полководец мог потребовать от римлян если не безоговорочной капитуляции, то, по меньшей мере, заключения мирного договора на выгодных Карфагену условиях. Руководствуясь этими соображениями, Ганнибал обратился к плененным римлянам с речью, заявив, что «его война с римлянами – не война на уничтожение: это спор о достоинстве и о власти. Предшественники его уступили римской доблести, а он старается превзойти римлян и удачливостью, и доблестью» (Liv. XXII, 58, 3). Карфагенский военачальник явно искал возможности начать переговоры с римским сенатом. Он без выкупа отпустил римских союзников, а римским пленникам предложил выкупиться, назначив цену за всадника в 500 денариев, за пехотинца в 300 денариев, а раба оценив в 100 денариев. В Рим были отправлены десять пленников, которые должны были сообщить об этих условиях. Полководец стремился также выяснить, насколько римские власти готовы вести переговоры и принять условия заключения мира, которые он собирался диктовать как победитель. С этой целью вместе с отбывавшими в Рим пленниками отправился также один из приближенных к Ганнибалу знатных карфагенян по имени Карфалон. Его задачей было разведать обстановку и завязать контакты с римским правительством для подготовки полноценных мирных переговоров, если римляне готовы на это пойти. Похоже, пунийский военачальник не сомневался в том, что римляне с радостью согласятся начать диалог, однако его постигло разочарование – назначенный сенатом диктатор Марк Юний Пера через посланного ликтора[12] приказал Карфалону незамедлительно покинуть римские земли еще до наступления ночи. Попытка организовать переговоры была сорвана, поскольку римляне отказывались признать Ганнибала победителем в войне и не желали вести переговоры на его условиях (Liv. XXII, 58, 6–9).