…превосходя окрестных жителей в военном деле, а также пользуясь кораблями и направив, как финикийцы, свою деятельность в сторону моря… они [карфагеняне] овладели Ливией и большим пространством моря; они стали вести внешние войны, совершая походы на Сицилию, Сардинию и другие острова, которые находятся на этом море, а также в Иберию. Очень часто они начали посылать и колонии, и могущество их в военном отношении стало равно эллинскому…
К середине V в. до н. э., когда Рим только начал заниматься собиранием земель Апеннинского полуострова, Карфаген уже вполне сложился как обширное территориальное государство Западного Средиземноморья. Существенную роль в его становлении и укреплении сыграли многочисленные войны, ведшиеся карфагенянами и на суше, и на море и требовавшие наличия в руках государства как мощной сухопутной армии, так и военно-морского флота. Войско Карфагена действительно по праву считалось одним из сильнейших в Средиземноморье и было способно успешно противостоять любой армии того времени в регионе, однако оно не было регулярной армией, комплектовавшейся и действовавшей на постоянной основе. Истинные восприемники финикийского мировоззрения и образа жизни, карфагеняне были прежде всего мореплавателями и торговцами, предпочитая коммерческую выгоду военным трофеям, а заключение выгодной сделки – покорению народов и завоеванию территорий. Пунийцы не были фанатами военного дела и боевых действий, и, как в карфагенских захоронениях практически не встречается оружия, так и в иконографии отсутствуют изображения воинов и оружия. Эта особенность сказалась на всех аспектах военной истории Карфагена, во многом определив как его великие победы, так и катастрофические поражения.
Военные контингенты пунийцы собирали в случае потребности вести войну и распускали их после окончания боевых действий. Такое формировавшееся по мере необходимости войско включало те же составляющие, что и армии современных ему античных держав. В него входили граждане государства, подданные из подконтрольных финикийских городов, отряды зависимых племен и городов, наемники и союзники. Главным отличием было количественное соотношение каждой из этих частей. Поскольку чуть ли не до середины V в. до н. э. у Карфагена не было сельскохозяйственной округи за пределами собственно городской черты, здесь практически отсутствовало свободное крестьянство, бывшее в античных государствах основой для рекрутирования регулярной армии. Это привело к тому, что гражданское ополчение существенно уступало остальным составляющим карфагенской армии, причем его значение со временем постепенно снижалось. В немалой степени эта особенность карфагенского войска была обусловлена также характером войн пунийцев, бывших, за исключением кампаний против североафриканских племен и греков Киренаики, морскими захватническими экспедициями. Природа войн и удаленность театра боевых действий от Карфагена вели к тому, что они не воспринимались как угроза существованию самого города, а значит, не требовали и непосредственного личного участия в них горожан. Участие всех свободных горожан в военных действиях требовалось лишь в случае прямой угрозы столице, чего до начала эпохи войн с римлянами практически не случалось.
Обозначенные факторы привели к тому, что, в отличие от античных полисов, в которых защита отечества была почетным долгом и непременной обязанностью всех граждан, свободные карфагеняне шли в войско преимущественно на добровольной основе. Тем не менее карфагенская армия могла включать значительное количество собственно пунийцев, о чем свидетельствует Плутарх в жизнеописании древнегреческого полководца Тимолеонта. По словам знаменитого античного биографа, в сражении с коринфянами при реке Кремисс на Сицилии в 341 г. до н. э. принимали участие «десять тысяч гоплитов с белыми щитами. По богатству вооружения, медленной поступи и строгому порядку в рядах коринфяне догадались, что это сами карфагеняне» (Plut. Tim. 27). О том, что военная служба была почетной и пунийцы, принимавшие участие в военных экспедициях, пользовались всеобщим уважением, свидетельствует Аристотель, по словам которого, «в Карфагене… считается хорошим знаком отличия украшение, состоящее из колец по числу проделанных походов». Философ относит этот обычай к установлениям, поощряющим добродетель военной службы для пользы и во славу отечества (Arist. Pol. VII, 2, 6).