Потеря второго после Сицилии богатого острова в Западном Средиземноморье стала болезненным ударом для Карфагена как в экономическом, так и в политическом отношении, отозвавшись глубоким внутренним кризисом. Имперскую гордость пунийцев, и без того изъязвленную поражением в Первой Пунической войне, вновь разбередила утрата Сардинии, и карфагенским политикам срочно требовалось найти способ хоть сколько-нибудь уврачевать боль сограждан. Правящая олигархия во главе с Ганноном Великим попыталась сделать это, назначив виновного во всех бедах государства и показательно покарав его за это. Лучшей кандидатурой на эту незавидную роль, по мнению карфагенской аристократии, был Гамилькар Барка, якобы проигравший войну на Сицилии, что привело затем к восстанию наемников, кровопролитной войне в Ливии и утрате Сардинии (App. VI, 4; VII, 2). Однако, по мнению большинства граждан Карфагена, герой Ливийской войны был непогрешим и не заслуживал наказания. Гамилькару удалось заручиться поддержкой влиятельного лидера карфагенских демократических кругов по имени Гасдрубал, за которого Барка выдал замуж одну из своих дочерей, что обеспечило ему победу над оппонентами. Кроме того, ответ на вопрос «кто виноват?» заботил большинство пунийцев гораздо меньше другого основополагающего вопроса – «что делать?». Это настроение карфагенян точно уловил Гамилькар, предложивший решить проблемы государства, покорив Иберийский полуостров. Замысел Барки пришелся по нраву прежде всего карфагенскому простонародью, заинтересованному в получении прибыли с заморских владений, а также той части пунийской олигархии, основным источником доходов которой была морская торговля в больших объемах. Ганнон и его сторонники, ориентированные на доходы с африканских владений Карфагена и стремившиеся прежде всего закрепиться в Ливии и избежать войны с Римом, оказались в меньшинстве.
Идея направить острие экспансии Карфагена против Испании была выгодна с самых разных точек зрения. Полуостров был богат в экономическом отношении, в здешних горах добывали золото, серебро, медь и железо, а плодородные земли давали обильные урожаи зерна, винограда и оливок. Получение доходов от покоренного местного населения должно было восстановить пошатнувшееся благосостояние карфагенян. Кроме того, Иберийский полуостров был важен для развития торговли, так как открывал пути на юг, в Западную Африку, вплоть до Гвинеи, откуда поступали все те же золото и слоновая кость, и на север, к Бретани и Британским островам, откуда везли не менее ценное олово. В стратегическом отношении именно Пиренейский полуостров был вполне подходящим, а после утраты Сицилии и Сардинии фактически единственным плацдармом для организации в будущем наступления на Рим. При этом Испания была еще и доступна для завоевания. Во-первых, на полуострове находился ряд древних финикийских колоний, прежде всего Гадес и Малака, которые были удобными опорными базами для высадки войск, прибывающих из Африки, и снабжения их всем необходимым. Во-вторых, полуостров не находился под властью какого-либо сильного государства, и пунийцам противостояли бы лишь разрозненные племена, принадлежавшие к четырем основным этническим группам – лигурам, иберам, кельтам и кельтиберам. Действуя несогласованно, эти племена не могли оказать существенного сопротивления карфагенянам, однако, будучи покоренными, становились надежным источником рекрутирования воинственных и опытных наемников. Таким образом, завоевание Пиренейского полуострова было выгодно карфагенянам в экономическом и военно-стратегическом плане, и его значение трудно переоценить. В политическом же отношении сулящая выгоды победоносная война на чужой территории была для пунийцев средством восстановить не только позиции в Западном Средиземноморье, но и имперское достоинство, ущемленное предыдущими поражениями. Показательна в этом плане античная традиция, согласно которой, отправляясь в Испанию, Барка взял с собой своего старшего сына Ганнибала, предварительно приказав ему поклясться, что он навеки будет непримиримым врагом римлян (Plyb. III, 11, 4–7; Liv. XXXV, 19, 3–6; Nep. Han. 2, 1–6).