Мексика стала первым латиноамериканским государством, которое официально приняло японских эмигрантов. В 1897 году тридцать пять уроженцев Страны восходящего солнца прибыли морем в Чьяпас для работы на кофейных плантациях. «Джентльменское соглашение» Рузвельта, ограничившего въезд японцев в США, ненадолго подстегнуло их интерес к переезду в Мексику, но слабая экономика страны вскоре свела этот эффект на нет. Меньше трети прибывших на перешеек японцев задержались там надолго, остальные предпочли отправиться либо на север, в Соединенные Штаты, либо на юг – например, в Бразилию.
В Бразилию первые восемь сотен японских эмигрантов прибыли только в 1908 году. Они традиционно трудились в сельском хозяйстве, на кофейных фермах, и занимались золотодобычей. К началу второй четверти XX века в Бразилию переехало 40 тысяч уроженцев японских островов, а к началу Второй мировой войны – еще 150 тысяч. Рост националистических настроений, ограничения военного времени и японский экономический бум 60-х годов надолго превратили мощный некогда поток эмигрантов в пересыхающий ручеек, однако самая большая японская диаспора проживает сегодня не в США, а именно на территории Бразилии. В Сан-Паулу, самом многолюдном городе этой страны, зарегистрирована крупнейшая за пределами Страны восходящего солнца концентрация этнических японцев.
Еще одним примером замечательной способности японцев добиваться успеха на новом месте может послужить Перу. Влияние диаспоры – на территории страны постоянно проживают более 100 тысяч этнических японцев и их потомков от смешанных браков – и японских транснациональных корпораций в стране настолько велико, что в 1990 году президентом Перу был избран этнический японец из семьи эмигрантов Альберто Фухимори. На выборах он, к всеобщему удивлению, обошел всемирно известного писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе Марио Варгаса Льосу.
Альберто Фухимори был первым и единственным в истории японцем не императорского рода, который стал главой государства. Он находился у власти десять лет, до ноября 2000 года, после чего бежал из страны на историческую родину. По обвинению в многочисленных преступлениях, в том числе убийствах, продаже оружия колумбийским наркокартелям, политических репрессиях и даже принудительной стерилизации сотен тысяч бедняков, он был арестован и находится под домашним арестом. Организованная им политическая партия по-прежнему владеет значительным количеством депутатских мандатов.
5.4. Злая радуга: три цвета рабства
Первых в Новом Свете чернокожих рабов – вероятно, из числа пиренейских мавров – испанцы в 1502 году завезли на медные и золотые рудники Эспаньолы. Опыт оказался настолько неудачным, что одиозный третий губернатор острова Николас де Овандо даже направил метрополии прошение приостановить дальнейший ввоз африканцев в неокрепшие еще испанские колонии: они-де подбивают аборигенов к бунту. Однако конкистадоры остро нуждались в привычных к тяжелому упорядоченному труду работниках, и уже в 1510 году груз «живого товара» принимали на других захваченных испанцами Карибских островах – Кубе, Ямайке, Пуэрто-Рико и др., – где невольники должны были восполнить огромную убыль коренного населения и избавить «благородных» идальго от недостойного ручного труда.
На континент африканцы попали одиннадцатью годами позже, с началом разработки дарьенских копей на Панамском перешейке. К началу 20-х годов испанцы уже поставляли живой «товар» для нужд Венесуэлы – в основном для организации жемчужного промысла, высокую прибыльность которого приходилось едва ли не ежедневно оплачивать жизнями подневольных ловцов. Высокая смертность и тяжелые условия труда привели к тому, что в 1522 году на Эспаньоле взбунтовались рабы на плантациях Диего Колона, сына Христофора Колумба. Часть из них по примеру не покорившихся индейцев прорвалась в труднодоступную горную местность, откуда устраивала набеги на плантации бывших хозяев.
К 1530 году угроза со стороны таких повстанческих отрядов – к примеру, маронов[233]
Себастьяна Лемба – была настолько серьезной, что испанцы осмеливались покидать укрепленные поселения только в составе крупных и хорошо вооруженных отрядов. К середине XVI века рабы успели поднять во владениях конкистадоров уже полтора десятка восстаний – в большинстве своем обреченных на неудачу, но в конце концов привлекших даже августейшее внимание.С 40-х годов XVI века испанская корона приняла ряд указов, направленных на облегчение участи рабов, – не столько из человеколюбия, разумеется, сколько в качестве меры по сохранению ценного имущества. В специальном предписании относительно ловли жемчуга в Венесуэле правительство прямо указывало владельцам промысла, что «жизни рабов более важны, нежели любая выгода, какую можно извлечь из добычи жемчуга». Правда, без системы контроля за исполнением королевской воли на местах подобные распоряжения воспринимались в лучшем случае как рекомендательные, а по большей части просто игнорировались.