Некоторые современные историки видят в подобной практике тяжкий правовой порок, «дурной обычай», или, как впечатляюще выразился известный французский византинист Шарль Диль, – «страшную болезнь пурпура». Еще до него русский византинист Павел Безобразов назвал ее «порфироманией». Однако стоит заметить, что такая власть держалась силой добровольного общественного мнения – и исчезала, как только общественное мнение переставало ее поддерживать. Поэтому отсутствие закона о кровном, так сказать, «биологическом» наследовании царского престола вынуждало василевсов заботиться об этом самом общественном мнении. Кроме того, выборность императоров ромеев вместе со случайностью их рождения, при всех издержках и человеческих трагедиях, обеспечивала византийским властям приток новых и свежих, энергичных жизненных сил, порой способствовавших укреплению, усилению государства.
Идея императорской фамилии, «порфирородности», династической преемственности появилась только со второй четверти VIII в. Лев III Исавр первым пришел к мысли присвоить своему сыну Константину, родившемуся в июле 718 г. уже после воцарения отца, узаконивающий императорское наследство титул «порфирогенит», то есть «рожденный в порфире». Эта концепция наследственной царской власти стала окончательно утверждаться с конца IX – начала Х в., при василевсах Македонской династии. Но даже тогда в Византии не существовало никакого писаного закона, который определял бы линию наследования трона, и багрянородные царские отпрыски порой надолго отстранялись от реальной власти их более энергичными соправителями.
Следует помнить, что знатью, нобилитетом в Ромейском царстве называлась знать сановная, выслужившаяся, имевшая доступ во дворец. Все высшие официалы именовались синклитиками либо «начальствующими» – архонтами. На верхних уровнях дворцового общества стояли военные официалы (стратиги, доместики, друнгарии и др.). Высшие гражданские чины (кесарь, магистр, анфипат и пр.) составляли тесное окружение, служившее императору ромеев. Вместе со средними и низшими чинами – военными, гражданскими, церковными – они раз в году получали от царя содержание, или рогу. Из них формировалась императорская свита. Тем более как царские служащие рассматривались дворцовые низы – диатарии, остиарии – привратники или, точнее, придверники, «мыльники», зажигатели ламп и прочие. Со временем к ним добавились забывшие свои демократические традиции представители димов, народных партий – факций Ипподрома. Очень важно учесть, что родовой знати, то есть сословной аристократии с пожизненными или наследственными привилегиями, долгое время в Византии не существовало. Всякий свободный ромей, подданный императора, имел право приобрести имение, владеть рабами, служить и дослужиться до высших чинов, сделаться архиереем. Опять-таки только с X в. начинают формироваться аристократические семьи, аристократические фамилии, которые удерживали в своих руках в течение нескольких поколений и богатство, и высшие государственные должности. Именно на эту элиту, укрепленную тесными перекрестными браками, носящую настоящие родовые имена, а не прозвища, клички, как прежде, стал опираться выдающийся царственный клан Комнинов, их фамильная система нобилитета, оформившаяся в конце XI – начале XII в. Впрочем, чувство значимости древнего, аристократического происхождения всегда было в Византийской империи. Оно лишь усилилось в эпоху Комнинов, и это не случайно совпало с аристократизацией образа самого византийского государя и окончательным закреплением царского престола за четырьмя легитимными династиями, последовательно сменявшими друг друга (Комнины – 1081–1185 гг., Ангелы – 1185–1204 гг., Ласкарисы – 1204–1261 гг. и Палеологи – 1259–1453 гг.). С того же времени средняя продолжительность одного правления увеличилась до семнадцати лет. В представлении ромеев наконец закрепилось мнение о том, что раз василевс избран на трон Богом, значит, Божественная благодать лежит и на его порфирородном сыне, тем более если он официально был приобщен к этой благодати через коронацию в соправители еще при жизни царственного отца.