Всеобщая история пиратов. Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона

Великие люди, чьи жизни необыкновенны и деяния достойны увековечивания в памяти потомков, обычно много рассказывают о своем происхождении, дают подробные отчеты о своих семьях и истории своих предков. Так и я, чтобы быть точным, последую их примеру, хотя родословная моя, как вы увидите далее, очень короткая.

Если верить женщине, которую я привык называть матерью, то меня, мальчика примерно двух лет и очень хорошо одетого, однажды чудесным летним вечером нянька вынесла на поле к Ислингтону[13], чтобы, как она говорила, ребенок подышал свежим воздухом. Ее сопровождала соседка, двенадцати-четырнадцатилетняя девочка. Нянька – намеренно или случайно – встретилась с парнем, вероятно своим возлюбленным, который увел ее в кабачок угостить пивом и пирожным. Пока они забавлялись, девочка держала меня на руках и прогуливалась в саду и у дверей – то на виду, то отходя подальше и ничего дурного не подозревая.

Тут подошла женщина, которая, должно быть, занималась воровством детей. Подобное дьявольское занятие было тогда не редкостью: воровали хорошо одетых маленьких детей или детей постарше – для продажи на плантации.

Женщина взяла меня на руки, принялась целовать и играть со мной. Сочинив целую историю, она увела девочку довольно далеко от дома, а после попросила пойти сказать няньке, где и с кем ребенок. Дескать, знатной даме понравился малыш, она с ним играет и целует его, бояться нечего, они здесь недалеко. Когда же девочка ушла, эта женщина меня утащила.

Затем я был продан нищенке, которой понадобился хорошенький ребенок, а после цыганке, у которой и рос лет до шести. Хотя я и таскался с ней из одного конца страны в другой, но при этом ни в чем не нуждался и звал ее матерью. Она же рассказала, что купила меня за двенадцать шиллингов у другой воровки, которая открыла ей, где меня взяла, и назвала мое имя: Боб Сингльтон.

Добрая моя мать, цыганка, позже попала на виселицу – вероятно, не безвинно. Так как я в то время был еще слишком мал, чтобы нищенствовать, приход (какой – этого я не помню) взял меня на свое попечение. У меня осталось в памяти, что я ходил в приходскую школу и что благочинный убеждал меня быть хорошим мальчиком: мол, пусть я и бедный мальчик, но если буду знать катехизис и служить Богу, то смогу стать хорошим человеком.

Я часто кочевал из города в город, так как приходы спорили о том, где было последнее местопребывание моей предполагаемой матери. Последний город, где я жил, находился недалеко от моря. Там я понравился некоему корабельщику, который отвез меня в крошечный город неподалеку от Саутгемптона. Это был, как я потом узнал, Безльтон, где я помогал плотникам и всякому люду, строившему для него корабль. А потом, хотя мне не было и двенадцати, хозяин взял меня с собой в путешествие на Ньюфаундленд.

Жилось мне неплохо, корабельщику я полюбился, он часто называл меня своим мальчиком – я бы называл его отцом, но он запретил, потому что у него были собственные дети. С ним совершил я три или четыре поездки, стал рослым и дюжим юнцом, но однажды, возвращаясь с ньюфаундлендских отмелей, мы попались в лапы алжирскому разбойничьему военному кораблю. Если не ошибаюсь, это случилось в 1695 году, но точно не помню. Хозяина моего турки прикончили, меня же пощадили, только избили нещадно палками по пяткам, да так, что я несколько дней не мог ни ходить, ни стоять.

Но счастье улыбнулось мне. Ведя на буксире призом[14] наше судно, турецкий корсар[15] на пути к Гибралтару, в виду Кадикского залива, встретил два больших португальских военных корабля, был захвачен и отведен в Лиссабон.

Я не понимал, какие последствия могло иметь мое пленение, поэтому не обрадовался и освобождению. К тому же подлинным освобождением для меня случившееся не было: я голодал в чужой стране, где никого не знал и не мог ни слова сказать на тамошнем языке. Когда всех наших отпустили, я, так как идти мне было некуда, еще несколько дней оставался на корабле, пока меня не заметил один из офицеров и не осведомился, что делает здесь этот английский щенок и почему его до сих пор не прогнали на берег.

Я догадался, о чем он говорит, и испугался – ведь я не знал, чем буду добывать себе пропитание. Тогда корабельный лоцман, старый моряк, говоривший на ломаном английском, забрал меня с собой. Прожил я с ним около двух лет, пока он не закончил своих дел и не поступил старшим лоцманом, или рулевым начальником, к дону Гариса де Пиментесиа де Карравалльяс, капитану португальского галеона[16] или каррака[17], направляющегося в Гоа, в Ост-Индию[18]. Получив назначение, он взял меня на судно, чтобы я следил за его каютой, которую он загрузил настойками, наливками, сахаром, пряностями и прочими запасами для услады в пути, а кроме того, порядочным количеством европейского товара – тонким кружевом, полотном, бязью, шерстяной тканью и тому подобным – под видом собственной одежды.