Всерьез (ЛП)

Если не считать Лори, который справляется со всем, словно много лет тут работает. Наверное, должно быть смешно, да? Как я из кожи вон лезу, как хочу, чтобы у меня хорошо получалось, а он просто пришел и взялся за дело так, что кажется, будто оно совсем плевое. В послеобеденное затишье я заказываю доставку продуктов на завтра, а потом выпекаю целую батарею пирожных, потому что в мое отсутствие никто не пополнял их запасы. А после ухода Руби затеваю эпическую генуборку на кухне. Стандарты надо поддерживать постоянно, и боюсь, за ними тоже не следили, пока меня не было.

Не могу заставить Лори уйти. Он вместе со мной ползает на коленях, собирает осколки разбитых тарелок и натирает пол под столами. Помогает начистить кофемашину и вытяжку и намыть все за холодильниками. Пока наконец не стягивает с меня резиновые перчатки, отправляет мою тряпку в мусорное ведро и говорит таким пугающе мягким голосом: «Если ты вычистишь еще хоть один уголок этой кухни, от нее вообще ничего не останется. Думаю, мы закончили».

Меня малость ведет и с трудом получается собрать мысли в кучку, как будто внезапно разбудили, вот только уверен, что я не спал. Кидаю взгляд на часы на стене, и, оказывается, уже полдевятого вечера. Блин.

Кухня вокруг нас вся холодная и серебристая.

— Тоби, — спрашивает Лори, — на кой черт ты вообще этим занимаешься?

— Тут надо было убраться.

— Нет, я о другом. — Он обводит жестом кафешку. — О заведении в принципе. Почему ты здесь? Почему не учишься в университете? Или в колледже, специализирующемся на общепите? Что угодно будет лучше, чем вот это.

Пожимаю плечами в ответ. Не хочется мне об этом разговаривать. Хочу только, чтоб он отвез меня домой, как и обещал, и сделал так, чтобы я почувствовал себя защищенным, и сильным, и любимым. А не тем, кто я есть на самом деле.

— А какая разница?

— Для меня — большая. — Не хочу смотреть на него, но знаю, что он на меня смотрит. Прямо чувствую размеренное тепло от его глаз.

— Ну, — срываюсь я, — а для меня — нет.

— Да господи боже, Тоби. — Ладони Лори сжимаются на моих руках, и мне это не нравится. Слишком уж все похоже на западню. — Не пора ли самому переходить от слов к, мать его, делу?

Пытаюсь отстраниться, но он слишком силен.

— В смысле?

— Ты не даешь мне что-то от тебя утаивать, и это правильно. Я и не хочу больше этого делать. Но когда я задаю один несчастный вопрос, тут же уходишь от ответа.

Что-то есть в его голосе подо всей злостью, но шум в голове мешает мне во всем разобраться. Я не чувствую… ничего. Просто хочу, чтобы он убрал руки и перестал спрашивать. И тупо смотрю на стену за его плечом.

— Почему ты на меня не смотришь? Что с тобой?

Я не заплачу. Не заплачу. Осторожно поворачиваю голову. Встречаюсь с ним глазами. И все равно едва сдерживаю слезы, потому что на вид он такой недоуменный и растерянный.

— Со мной ничего, Лори. Просто… вот это все — это и есть я. И кем я всегда был. Человек с говенной работой, потому что ничего лучше найти не смог.

Лори склоняется в мою сторону, как будто хочет поцеловать, но я отшатываюсь, и он не целует. А вместо этого складывает руки на груди — возможно, чтобы не было соблазна потянуться за мной, но в результате только выглядит далеким и неприступным.

— Это то, чем ты занимаешься, но не то, кто ты есть. Ты — умный и талантливый юноша с большим потенциалом…

— Блин, ты словно повторяешь за моим учителем литературы до того, как я словил двойку. Или за кем-то из папаш, когда они снисходили до того, чтобы притвориться, будто интересуются моей жизнью.

Он делает шаг назад.

И теперь думаю, что лучше бы не делал. Мне сейчас настолько херово, что даже не могу понять, хочу ли, чтоб мой парень меня обнял.

— Это предвзято, — говорит он таким слишком спокойным голосом, но я стопудово его задел. Вижу по губам и покрасневшим щекам. — Я не пытаюсь как-то… в каком-то смысле… заменить тебе отца, и не думаю, что ты сам этого хочешь.

Верно, не хочу, но Лори забрал то, что мне нравилось — нашу жизнь, когда он не знал всего вот этого, и я мог быть тем, кем ему казался.

Он вздыхает. Не со злостью, разочарованно. Ага-ага, слышали мы эту песню, и не раз.

— Тоби, я просто хочу, чтоб ты со мной поделился. Пожалуйста.

— Чем поделился?

— Да хотя бы объяснениями. — Он знает, насколько некрасиво это прозвучало, потому что краснеет еще больше. — То есть я хочу понять.

— Почему? — Сверлю его глазами исподлобья. — Что, внезапно моя жизнь и работа стали для тебя недостаточно хороши?

— Они для тебя самого недостаточно хороши.

Мое сердце превратилось в такой раскаленный комок. И кажется, мне сейчас будет плохо.

— Да с какого хера ты вообще знаешь, что для меня достаточно хорошо, а что — нет?

— Я не это имел в виду.

Но в его словах прозвучало все то, что я когда-либо слышал о себе: «Тобермори умный, но не старается. У Тобермори есть потенциал, но он его никак не проявляет. Тобермори нужно на чем-то сосредоточиться. Тобермори нужна дисциплина. Тобермори нужно решить, чего он хочет, и стремиться к этой цели». Я засовываю руки в карманы толстовки, чтоб не показывать, как они трясутся.