— Я просто хотел сказать, — продолжает Лори, словно думает, что поможет, — что ты можешь гораздо больше. — И это мы тоже проходили. Да только никто ни разу не сказал, что именно я могу и как того достичь. — Ты же мне вчера вечером говорил, что мечтаешь иметь свой ресторан.
Лучше б я об этом идиотизме с рестораном вообще не заикался. Теперь он будет надо мной висеть всю жизнь, вот по-любому.
— И?
— Ты поэтому бросил университет? Чтобы уйти в общепит?
Люди вечно просто капец как из кожи вон лезут, лишь бы знать, что у тебя есть какой-то план.
— Да не то чтобы.
— Тогда что случилось? — Прямо вижу, как он усиленно старается не терять терпения.
Но это меня только еще больше бесит. Заставляет упираться и бычиться, словно ничем не хочу с ним делиться. И какая-то часть мозга понимает, как это глупо и несправедливо, но все равно не могу остановиться.
— Мне там не понравилось.
— Что?.. Я не… — Он вздыхает, и такой Лори мне точно не нравится. Этот рассерженный взрослый человек, до которого не доходит, что важного в том, что Тед Хьюз срать хотел на зоопарки. Который не понимает меня. — Что это вообще значит?
И тут я почти что взрываюсь:
— То и значит, что мне там пипец как не понравилось. Что непонятного? После первого семестра я обнаружил, что плевать хотел на юриспруденцию, изучать ее не было никакого удовольствия, а уж становиться юристом — тем более. Вот и бросил, а теперь тут — работаю в единственном месте, куда взяли.
Лори молчит. И я чувствую практически удовлетворение, но такое злобное и гаденькое, словно сам себе сказал: «А я же говорил». Которое одновременно убивает, потому что одна очень грустная и жалкая часть Тоби Финча хочет, чтобы он все вот это увидел и тем не менее не перестал меня любить.
— А тебя, — выдает он в конце концов, да так осторожно, что мог бы просто пырнуть меня ножом в лицо и все дела, — тебя разве больше совсем ничего не интересует? Ничем не хочется заниматься? Ты же мог бы что-то изучать. Или улучшать свои кулинарные навыки? Начать продвигаться к собственному ресторану?
Да что он заладил с этим рестораном? В смысле… да… наверное?..
— Не знаю. — И мой голос эхом отражается от нержавейки. — Ни хера я не знаю, понятно? И никогда не знал. Всю жизнь только притворялся, и не слишком хорошо, будто действую по какому-то плану. А на самом деле нет. Вот нет и все. Нет у меня… типа… мечты или цели, и понятия не имею, как ими обзавестись и что со мной не так, что живу без них.
Прекра-асно. Опять разрыдался. Чтоб еще побольше все возненавидеть.
Рука Лори тянется ко мне через пустоту между нами, но касаться ее не хочется.
— Все с тобой так. Тебе девятнадцать. Совершенно логично, что ты еще не уверен, что делать с собственной жизнью.
— Ах вот как? И что же делал ты в моем возрасте?
Ему хотя бы хватает такта смутиться.
— Ну, я изучал медицину, но…
— В моем возрасте мама уже была знаменитой. Провела две дико успешные выставки. Две.
— Ты не обязан быть своей матерью.
— Легко сказать, когда для тебя такого варианта вообще не существовало. — Я утираю слезы и пытаюсь прожечь его взглядом сквозь мокрую серую муть. — Вот только не надо тут мне гнать, Лори.
Все произошло именно так, как я всегда и боялся.
Он пытается показать доброту, понимание и тому подобную фигню, но по сути видит потерянного и оказавшегося в тупике подростка, которому нужны его помощь и наставления.
И ладно, так и быть — я потерянный и в тупике, но я его парень, а не воспитанник. Я не хочу, чтобы меня спасали. Я хочу ставить его на колени. Обнимать. Принимать в себя. Хочу, чтоб он смеялся, и плакал, и страдал, и был счастлив, и шептался со мной в темноте, делясь своими секретами, будто я их достоин.
Хочу быть равным ему.
Но не могу. Потому что не ровня. Ёпт, да как вообще мне сделаться его принцем, когда я всего лишь нищий?
И я очень хочу сейчас к деду. Ему я всегда все рассказывал. Как когда все обзывались в школе, или когда друзья перестали со мной разговаривать, или про ту гребаную двойку, из-за которой меня не допустили к единому экзамену по литературе. И мы с ним пойдем в Гайд-парк, или на Примроуз Хилл, или куда-нибудь еще из тысячи мест, где он любил гулять, и иногда при этом будут цвести подснежники или нарциссы, или все окрасится в осенние тона, и дед мне скажет, что я — лучшая часть его жизни, и если уж я для него гожусь, то гожусь и для любого человека.
И я ему поверю.
Как.
Всегда.
— Тоби, пожалуйста. — Лори говорит так, будто я стою на краю крыши. Будто я — хомячок, которого он пытается выудить из-под дивана. Ненавижу этот тон. — Не замыкайся. Я могу помочь.
— Не нужна мне твоя сраная помощь, и обсуждать я это не хочу, иди на хрен. — Господи. Я ору. Ору и плачу уродливо и по-настоящему. — Ничего ты не понимаешь. Я так и знал, что не поймешь.
Он со свистом так втягивает воздух. И прямо вижу, как мысленно говорит себе с терпением относиться к чокнутому дрянному подростку.
— Ты не дал мне шанса понять. Никогда не доверял в… да ни в чем.
— Потому что знал, что ты именно так и среагируешь.
— Как среагирую? Я пытаюсь по…