Всеволод Иванов. Жизнь неслучайного писателя

Рассказ «Поле» показывает, что подлинное счастье только во включенности в жизнь природы, в чувстве гармонии со всем, вплоть до космоса. «Когда расцвела черемуха, начали сеять. Утром с востока дул легкий ветерок – хорошо, зерна несло к западу, к покою; потом к полудню ветер совсем прекратился – еще лучше. Солнце стояло в теплом красном круге – смотрело, как ровно и грузно падают в землю большие желтые зерна». Отведавшему такой гармонии человеку-дезертиру уже не страшны никакие «губвоентрибуналы». Окружающая героев «Тайного тайных» природа не декоративна, она входит в жизненное пространство персонажей. Мартыну из «Плодородия» дорога вся природа, а кержакам только «метал» – золото, и Елена оказалась орудием в их руках. Возможно, в этом и заключались «все мои думы», как писал о «Плодородии» Иванов Горькому. То есть можно ли примирить революцию и мир с его вечными законами, виновато тут бессознательное, половой инстинкт или что-то другое, например гордость, одиночество и, как следствие, безбожие, богооставленность? Иванов в этом мини-цикле из пяти рассказов внутри книги необычайно краток и скуп на слова, будто сам себя обрывал, боясь прежних грехов словесной цветистости. Назвав книгу «Тайным тайных», он спрятал, «затаил» смысл своих рассказов, их суть и дух. Ибо жизнь Смокотинина может предстать и житием грешника, гонимого судьбой. К началу ХХ в. святость выродилась в суровые законы староверческой общины, больше напоминающие тюремные. Не зря эту историю рассказывает уголовник-шулер Галкин в поезде случайному попутчику – автору произведения. Характер книги Иванова обусловлен его давней тягой к роману при тяге и вкусе к рассказу. К числу отвергнутых им произведений середины 1920-х гг. присоединились «Казаки», законченные в 1926 г. От них в книгу войдут два коротких рассказа-новеллы. В «Казачке Марфе» мать сыновей, воевавших за белых, умолила оставить в живых одного, оказавшегося «тяжелым сыном» – жадным, черствым, равнодушным. В финале Марфа с сумой и палкой «ушла по тракту» – в мир, в вечность, предвосхищая уход Александры-киновиарха из «Бегствующего острова».

Таков Иванов в своей необычной книге «Тайное тайных». Любую тему, пусть это даже будут известные сюжеты Бабеля и его «Конармии» (к «Яицким притчам» в этом смысле примыкают еще и рассказы «Про двух аргамаков», «Смерть Сапеги» и в известной мере «Пустыня Тууб-Коя»), он подает здесь настолько по-своему, что и сам, наверное, не ждал от себя. Книга должна была быть романом, и в этом ее тайна. Но Иванов так и не преодолел в себе психологию рассказчика: зачем ее ломать, если рассказы у него получаются лучше всего? В «Тайном тайных» главным должно было стать преодоление фрейдизма любовью в широком ее понимании. Но книга стала добычей разгромной критики. Иванову предстояло пройти через тернии к звездам. Иначе зачем было в тяжком 1921 г. оставаться в Петрограде?

«Тайное тайных» – буржуазное буржуазных. Страстное «Дыхание пустыни»

А грянул настоящий гром. Ибо критика не брала в расчет романных амбиций Иванова, хотя они ясно читались практически в любом рассказе «Тайного тайных». Особенно после «фрейдистской» рецензии Воронского, который «тайным тайных, самым главным, самым заветным» объявил первоначальную жизненную стихию – «землю, пашню, хлеб, работу, инстинкт размножения и продолжения рода» и т. д. Они «подчиняют себе иные стороны человеческой жизни – дружбу, общественные обязанности, верования людей, “духовное”». Потому и книгу Иванова легко было уличить как навеянную и инспирированную Воронским – чего еще было ждать от постоянного автора «Красной нови» Иванова – его выдвиженца? А. Зонин клеймил автора «Тайного тайных» за «примитивно-биологическое отношение к жизни, сплетенное с фатализмом», но тут же «прощал» его: «Мы хотели бы, чтобы один из крупнейших представителей современной прозы пришел к нам». Г. Горбачев и вовсе поставил Иванова в «левое крыло мелкобуржуазной литературы» вместе с Бабелем и Сейфуллиной, ибо им «устранена с поля зрения революция (…), она лишь чисто внешнее обстоятельство». Другой идеолог «налитпостовства», Ж. Эльсберг, писал о «трансформации» яркой образности Иванова в «самодовлеющий психологизм», а затем в «литературный сенсуализм», в «течения, пытающиеся действительный мир заменить миром субъективных ощущений». Выход второго издания «Тайного тайных» в июне 1927 г. вдохновил поэта А. Безыменского на такие слова: «Он не дает ни людей, ни эпохи», а «нам надо всегда и везде помнить, что всякое общечеловеческое в теперешнее время окрашено в классовый цвет».