Всеволод Иванов. Жизнь неслучайного писателя

Леонов писать романы научился, а вот Иванов никак не мог, выпуская книги рассказов одну за другой. 1926–1927 гг. самые урожайные в этом смысле: «Нежинские огурцы», «Как создаются курганы», «Бразильская любовь», «Гафир и Мариам», «Пустыня Тууб-Коя» – 1926 г.; «Дыхание пустыни», «Тайное тайных», «Последние выступления факира» – 1927 г. «Тайное тайных» выглядит редкой удачей, а автор – путником, взобравшимся по головам «экзотических» рассказов на самую вершину. Сам Иванов такого уж особого значения «Тайному тайных» в те годы не придавал, и в томах первого своего собрания сочинений (1928–1930) рассказы той книги, где их подбор, «расстановка» рассказов играли не менее важное значение, рассыпал по двум томам. Во II том под общим названием «Экзотические рассказы» он включил обе «Яицкие притчи» – «О двух аргамаках» и «О казачке Марфе». В III томе, озаглавленном «Счастье епископа Валентина», «Жизнь Смокотинина», «Полынья», «Ночь» шли как раз-таки в ряду прочих: после «Счастья…» и перед «Стариком», «Литерой Т», «Петелом, «Зверем», «На покой». А рассказы «Поле», «Пустыня Тууб-Коя» и «Плодородие» и вовсе стояли в общем «списке», как вполне рядовые. Очевидно, Иванов просто искал новые сочетания, циклы рассказов, которые выравнивали бы картину его творчества, позволяли бы двигаться к новым темам и жанрам.

Сборник рассказов «Дыхание пустыни», вышедший одновременно с «Тайным тайных», имеет явно восточный уклон в ту экзотику, которую Иванову надо было вычерпать из себя до дна, чтобы, наконец, освободиться от ее пут. Эротика здесь зачастую выходит на первый план, как в первом же рассказе с говорящим названием «Шестнадцатое наслаждение эмира». Смесь эротичности, несоветского юмора и внезапного драматизма можно увидеть и в другом «восточном» рассказе «Оазис Шехр-и-Себс». В «Правдивой истории о проводнике Мешади Фару Абас-оглы» герой мстит русскому «генералу» за то, что тот сделал ребенка его жене во время экскурсии в горы. В заключительном рассказе книги «Мудрый Омар» Иванов изображает бывшего советского командира и орденоносца, который заводит себе двух любовниц и даже создает «штаб секретарей и советников любви», хотя в будущем собирается «отпустить их с позором», заработав денег. Есть и в «Дыхании пустыни» рассказы, достойные книги «Тайное тайных». Прежде всего, это рассказ «На покой». Там ставший безработным Ермолай Тумаков едет в деревню «на покой» и соблазняет жену своего сына. Покончить с мороком фрейдистских влечений он может, только умерев. Эрос оборачивается Танатосом. Есть в этом рассказе, написанном еще в 1926 г., что-то и от «Тайного тайных» – мироощущения и книги. Не зря так очевидны переклички зарезанного сыном из-за связи с его женой Тумакова с зарезанным Смокотининым при общем мотиве: «отмучался». Старуха-предвестница несчастий из «Ночи» словно переходит в «Крысы» из «Дыхания пустыни». В нем старуха Чиркова, торгуя лепешками вечерами, словно поощряет своих дочерей на веселые встречи с комиссаром губпродкома, как и крыс, заполонивших местный склад.

И только рассказ «Последнее выступление факира Бен-Али-Бея» из дореволюционной биографии писателя. Здесь некий пройдоха Чибаков придумывает себе образ тибетского борца Дуэн-Хэ, откровенно бутафорский, с последующим разоблачением. Но в отличие от «Экзотических рассказов», комизм тут сложный, «грустный», местами трагический. Как в следующих рассказах «Дыхания пустыни» – «Старике», «Зверье», «Боге Матвее». В первом жалко нелепо утонувшего старика, во втором – командира красного отряда Мургенёва, вывозящего во время боя вагон со снарядами на верблюдах, испытывающего в итоге не радость, а «многостворчатую скорбь». А в третьем, не знаешь, что думать о крестьянине Матвее Костякове, назвавшем себя богом, неуязвимым для пуль: сочувствовать его крестьянскому пацифизму или симпатизировать его командиру Денисюку. Как, наверное, затруднился и сам автор, который включил вместо него в «Дыхание пустыни» эротический рассказ «Петел» о соперничестве двух матерых мужчин за деревенскую учительницу Елизавету Федоровну, исход которого зависит от нюансов.