Читаем Всеволод Иванов. Жизнь неслучайного писателя полностью

И оно возникло как полууголовное-полубольшевистское. Из всех вариантов – «уйти к партизанам», ограбить колчаковскую типографию, где печатались деньги или «связаться с подпольем» в предчувствии близившегося восстания («История моих книг») – выбрали изготовление фальшивых паспортов, которое им предложил представитель омского большевистского подполья «товарищ Афанасий», он же А. А. Назаров-Наумов. Историки пишут, что Иванов и его «творческая группа» – чуть позже к ним присоединился еще один питерец Г. Петров (Часовников) – изготовляли фальшивки исключительно по заказу подполья и спасли тем самым много беглых революционеров, дезертиров колчаковской армии, «других нелегальных». Но вряд ли только для них: вечно бедствующему Иванову и его жене это была хорошая статья дохода, и он мог продавать продукцию любому желающему. Характерны в этом смысле воспоминания Б. Четверикова, который видел, «как на пустырях, на запасных путях железной дороги встречаются со Всеволодом какие-то люди». И как-то раз он предложил Б. Четверикову приобрести «товар»: «В совершенно безлюдном месте Всеволод достал с десяток отлично сфабрикованных паспортов и предложил мне выбрать подходящий». Видно, предприятие было поставлено на широкую ногу, процветало. И как тут возразить, что он не был подпольщиком, почти большевиком.

Нет, Иванов по-прежнему оставался только литератором, писателем, которому политика только мешала «изготавливать» – создавать, творить, новые произведения. А не паспорта, отнимавшие и время, и талант: ведь не простые они были, а «отлично сфабрикованные». Но знал и чувствовал, что отличными, лучшими, по сравнению с предыдущими, у него получаются его новые рассказы. И тем лучше, чем он чаще возвращался к опыту своих «горьковских» рассказов – «По Иртышу» и «Дед Антон». И мы, после экскурса в омскую политику рубежа 1918–1919 гг. возвращаемся к теме горьковского следа в рассказах Иванова той поры. «Американский трюк», как мы помним, публиковался с подзаголовком «По блоку. Листки воспоминаний». А это почти по Горькому, по названию цикла его рассказов «По Руси», которые он публиковал в «Летописи» под заголовком «Воспоминания». И, наверное, забывал Иванов обо всех паспортах и подпольщиках, когда садился за свое место в комнатке Анова и начинал писать. Об этом особо оборудованном месте рассказывает в своих мемуарах Г. Петров: «Анов смастерил у окна “пролетарский кабинет” из деревянного щитка с подпоркой, и у этого хрупкого сооружения усаживался Всеволод Вячеславович и писал». И далее он упоминает «толстенную общую тетрадь в черном клеенчатом переплете», но только в связи со словарем В. Даля, откуда Иванов выписывал «незнакомые ему слова». Но это со слов самого Иванова. Мы же знаем, что он приспособил точно такую же тетрадь для первой своей самодельной книги «Зеленое пламя», вклеивая туда газетные вырезки своих рассказов. Вторая «книга», с такими же вклейками, называлась просто «Рассказы», но в ней уже были элементы типографского набора – название «книги» и вложенные в нее листы, тоже типографские, где было набрано – внимание! – «По блоку». Как предполагают, это вариант названия самоделки. Значит, горьковское «По Руси» крепко засело в сознании Иванова. Следовательно, не очень понятное слово «блок» должно также ассоциироваться с местностью, набором, «блоком» мест, по которым скитался Иванов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное