Всеволод Иванов. Жизнь неслучайного писателя

Садясь 13 ноября 1919 г. в поезд, покидавший Омск, Иванов испытывал судьбу. В очередной раз, словно по привычке. Словно не хотел знать, понимать, что Колчак и его армия обречены. В каком состоянии он был тогда, был ли здоров физически и умственно, может быть, уже тогда в него вселился тиф, но не показывал себя, затаившись до поры, на месяц-полтора? А может, это была «болезнь» по имени «Колчак», столь же тяжелая, склоняющая к иллюзиям и галлюцинациям, как брата Палладия, сраженного малярией и в этом состоянии убившего отца? Фото Иванова тех лет нет. И мы не знаем, что было в его глазах, когда он покидал Омск и потом вагон газеты «Вперед», захваченный большевиками. Впрочем, был еще Новониколаевск, где Колчак остановился 21 ноября и задержался там в надежде организовать все же сопротивление 5-й армии красных, дать сражение. Он издал здесь приказ о создании «Верховного совещания» в составе основных силовых министров для «разработки общих указаний по управлению страной для объединения деятельности отдельных ведомств и согласования ее с работой армии». Он не просто «не пожелал ехать дальше Новониколаевска», как вспоминал генерал Д. Филатьев, но даже порывался отправиться назад, «к армии», несмотря на то, что обе колеи были заняты движением на Восток. «Тогда он решил, – пишет Д. Филатьев, – ехать к армии на санях». Как это напоминает отчаянный заплыв на утлой лодке сквозь льды к о. Беннетта на помощь пропавшему барону Толлю в 1903 г., на поиски Земли Санникова! И его еще едва удержали. Если знать, что Колчак и его поезд покинул Новониколаевск только 14 декабря, то получается, что эти три недели героического упрямства адмирала стоили жизни и ему, и многим, ехавшим с ним. Ибо, как свидетельствует тот же мемуарист, «его семь поездов забивали станцию, не позволяли принять лишних семь поездов с беженцами и отставшими управлениями, и эти поезда (…) ежедневно отрезались красными, отправлявшими их пассажиров кого на расстрел, кого на работы в копи. Поезда были сверх предельного состава, и в теплушках было набито по сорок человек с женами и детьми».

Станция Ояш, где Иванов закончил свой колчаковский бег на Восток, была уже за Новониколаевском, но недалеко, в часе езды. О чем он думал, на что надеялся в эти три недели стояния в городе? Разделял ли надежды Колчака на «второй Тобольск», верил ли его стойкости, духу, «саням», на которых он готов был ехать на линию фронта? Или действительно хотел бежать, «спрыгнуть с тамбура, чтобы затеряться среди людей, наводнявших станцию, а затем пробраться к партизанам», да охрана, скорая на расстрел беглецов, не давала, как писал он спустя сорок лет. Тем не менее отметим этот факт трехнедельного пребывания в Новониколаевске, особенно в свете того, что вскоре Иванов туда вернется. Но уже не по своей воле и в другом качестве. Вряд ли у него и его спутников по «типографскому» вагону было тогда веселое настроение. Однако в первой своей автобиографии 1922 г. он описал новониколаевские события до приезда в Татарск с лихостью автора какого-нибудь авантюрного романа, почти весело. Борис Четвериков как активный, впоследствии главный спаситель Иванова от смерти, буквально хохотал, читая эту А-1922, написанную для одного петроградского журнала о том, как белый офицер заставил Иванова поменяться с ним шинелями и за это его чуть не расстреляли на месте, и как «партизан-кержак», который хотел это сделать, потом расхотел, втянутый Ивановым в богословский спор, и когда уже повели на расстрел, его заметил в толпе знакомый наборщик и спас, сказав конвоиру, что он «совсем большевик». При этом Николаев (так звали спасителя) был описан так картинно – «рука на перевязи и на груди красноармейские значки», – что, развеселившись, Четвериков усугубил эту картинность, добавив от себя, что тот был «в буденовке с ярко-красной звездой», чего у Иванова в его А-1922 не было. Самое же интересное, что смеялся и сам Иванов, вернее, «хихикал, покачивая головой и как бы заранее каясь», когда подавал журнал с текстом своей автобиографии и уже известными нам словами о том, что он «тут малость приврал».