Всеволод Кочетов и его opus magnum

Вопрос «Чего же ты хочешь?», давший название всему роману, раскаявшийся белоэмигрант Сабуров задаёт фарцовщику Генке, сыну пройдохи Зародова. (Посмотреть на двойника Генки можно в фильме «Самая обаятельная и привлекательная», роль Игоря Ясуловича; ну, вы помните: «Она что, с Урала?») Генка хочет хорошо жить (квартира полная чаша, дача, стильный унитаз, лишние деньги положить на книжку и жить как рантье). В финале романа Генка как бы задумывается и выказывает слабые признаки раскаяния. Однако Сабуров улетает обратно в Италию, а сводная сестра Генки, положительная Ия, — «в другую сторону», в Индию. Больше Генку опекать некому, и некому ему нести свет патриотизма и идейности (и то и другое — без кавычек). Следовательно, Генка, скорее всего, вернётся к мечте об унитазе. Всего через пятнадцать лет грянет перестройка, и он её, эту мечту, осуществит. Скорее всего, Генка стал хозяином крупной торговой сети. Сейчас ему, наверное, около восьмидесяти, и внучка говорит ему: «Ну дедулечка, ну миленький, ну перепиши на меня наследство!»

Генка окидывает своим, так сказать, мысленным взором прожитую жизнь и вспоминает чокнутого старика-идеалиста, который когда-то давно спрашивал, чего он хочет. Так он этого и хотел, и это получил.

Всё бы хорошо, но на фига? Жить осталось совсем немного, и Генке нет резона перед собой лукавить.

Когда-то инженер Феликс образно назвал его «болтающимся и болтающим».

Это определение приложимо теперь практически ко всем россиянам. Не все, правда, болтают (многие косноязычны), но болтаются все.

Мыкаются, мучаются. Пытаются увлечься испанским языком и ходьбой со скандинавскими палками.

Напрасно, не помогает. Они не спрашивают себя, чего они хотят. Они хотят, вернувшись домой и посмотрев новости, уснуть, чтобы утром влиться в адскую толпу идущих по переходу метро «на работу». А ещё они хотят выплатить кредит за квартиру и машину. Мужчины хотят жениться на москвичке с квартирой, даже если этой москвичке девяносто лет (тем лучше). Женщины хотят хотя бы временно поступить к кому-нибудь на содержание; чтобы стать постоянной содержанкой, нужно быть, по части внешности, Наилёй Аскерзаде, что нереально.

Больше никто ничего не хочет. Глаза у людей злые и пустые. В нашем суровом краю улыбаться не принято: улыбаются только растленные американцы.

В 49-м номере газеты «Литературная Россия» от 23 февраля 2015 года была опубликована статья читателя Ильи Кириллова. Она предварялась такими словами:

Не знаю, когда и кем, — может быть, «коллективным либеральным сознанием» — вынесено решение «предать Кочетова забвению»… И действительно, книги не издаются, юбилеи если и отмечаются, то узко и камерно… Но в печати, а чаще всего в Интернете, нет-нет да и промелькнёт какой-либо материал о нём — чрезмерно хвалебный или резко отрицательный. Последних значительно больше. В них много ёрничания, злословия и ещё какой-то странной тревоги, граничащей с суеверием. Вдруг Кочетов возьмёт да воскреснет, и жёстко расквитается с теми, кто порочит его имя…

Не воскреснет и не расквитается — теперь-то зачем? Но «какая-то странная тревога, граничащая с суеверием», в писаниях разного рода «Нафталиевичей», этой коллективной черты оседлости, ощутима совершенно явственно. Если Кочетов такой плохой писатель, как уверяют Нафталиевичи, то зачем его вообще тогда вспоминать? Но нет, вспоминают, упражняются в убогом остроумии, а сами как бы косят глазом: а что, как действительно воскреснет этот «плохой писатель» и «старомодный сталинист» — воскреснет и закатит оплеуху?

Не закатит; вы, друзья, не того уровня и не того круга. Идальго никогда не марали руки о жалких ростовщиков из грязных еврейских лавочек.

Они их даже не замечали.

XVI. О свином фарше и голубях мира, или противоположности сходятся