Он протянул ей обычную белую визитную карточку — простой прямоугольник из белого картона, на мой взгляд, ничем не примечательную. Горничная, взяв ее в руки, внимательно разглядывала ее, затем покачала головой:
— Нет, сэр. По-моему, нет. Но в комнатах джентльменов обычно чаще бывает коридорный.
— Понимаю. Благодарю вас, мадемуазель.
Пуаро забрал у нее визитку. Горничная поспешно вышла из номера. Пуаро, как мне показалось, явно что-то не давало покоя. Наконец он коротко кивнул, словно в ответ на собственные мысли, и повернулся ко мне:
— Прошу вас, позвоните, Гастингс. Три раза — так обычно вызывают коридорного.
Снедаемый любопытством, я, однако, молча повиновался. А Пуаро, забыв, по-видимому, о моем существовании, опрокинул на пол содержимое корзинки для бумаг и хлопотливо рылся в груде мусора.
Через несколько минут на вызов явился коридорный. Пуаро задал ему тот же самый вопрос, что и горничной, и точно так же дал посмотреть на какую-то карточку. Ответ, увы, был тем же. Коридорный твердо заявил, что не видел ничего похожего среди вещей, принадлежавших мистеру Опалсену. Пуаро вежливо поблагодарил его, и тот удалился, правда, на мой взгляд, довольно неохотно. Судя по выражению его лица, коридорного терзало мучительное любопытство по поводу перевернутой корзинки и разбросанных повсюду бумажек. Скорее всего, он не успел заметить, как Пуаро, запихивая всю эту неопрятного вида кучу мусора обратно в корзинку, с досадой пробормотал себе под нос:
— А ведь жемчуга были застрахованы на большую сумму…
— Пуаро! — пораженный, воскликнул я. — Теперь я понимаю…
— Ничего вы не понимаете, друг мой, — поспешно перебил он меня, — впрочем, как обычно! Это невероятно — и тем не менее так оно и есть! Ну что ж, предлагаю вернуться к себе.
Мы молча направились к своему номеру. Едва успев закрыть за собой дверь, Пуаро вдруг бросился переодеваться, чем совершенно сбил меня с толку.
— Сегодня же вечером возвращаюсь обратно в Лондон, друг мой, — объяснил он. — Это совершенно необходимо.
— Да?
— Абсолютно. Само собой, основная работа мозга уже завершена (ах, эти замечательные серые клеточки, друг мой!), но теперь нужны факты, подтверждающие мою теорию. Я непременно должен их отыскать! И пусть никто не думает, что Эркюля Пуаро можно обмануть!
— Жаль. А я рассчитывал уговорить вас отдохнуть хотя бы несколько дней, — уныло протянул я.
— Не злитесь, мой дорогой, умоляю вас! Тем более что я рассчитываю на вас. Надеюсь, вы окажете мне одну услугу… так сказать, в честь старой дружбы.
— Конечно, — поспешно ответил я, сразу воспрянув духом; мне вдруг стало стыдно. — Что надо сделать?
— Рукав моего пиджака, того, что я только что снял… не могли бы вы его почистить? Видите, там что-то белое — то ли пудра, то ли мел. Ничуть не сомневаюсь, друг мой, что вы заметили, как я провел пальцем вдоль ящика туалетного столика, не так ли?
— Боюсь, что нет.
— Ай-ай-ай, Гастингс! Вы должны были внимательно следить за тем, что я делаю. Ну да ладно. Вот тогда-то я и перепачкался в этом белом порошке и по рассеянности не заметил, что заодно испачкал и рукав пиджака. Поступок, достойный всяческого сожаления и тем более совершенно не согласующийся с моими принципами.
— Но что это за белый порошок? — перебил его я. Принципы Пуаро нимало меня не занимали. Тем более что я и так их уже основательно изучил.
— Ну-ну, естественно, это не знаменитый яд Борджиа, — игриво подмигнув мне, ответил Пуаро. — Вижу, Гастингс, ваше воображение уже заработало! Боюсь, это всего лишь обычный мелок.
— Мелок?
— Ну да. Тот самый, которым принято натирать края ящиков, чтобы они выдвигались без всякого шума.
Я расхохотался:
— Ах вы, старый греховодник! А я-то бог знает чего только себе не вообразил!
— До свидания, друг мой! Меня уже нет. Я улетаю!
Дверь за ним с шумом захлопнулась. Улыбаясь чуть грустно, чуть умиленно, я снял с вешалки пиджак Пуаро и потянулся за платяной щеткой.
На следующее утро, не получив весточки от моего друга, я решил после завтрака немного прогуляться. Встретил кое-кого из старых друзей и пообедал вместе с ними в отеле. Потом, покуривая, мы долго болтали о прежних временах. За разговором время летело незаметно, и, когда я наконец вернулся в «Гранд Метрополитен», было уже больше восьми.
Первое, что я увидел, был Пуаро, еще более щеголеватый и сияющий, чем обычно; он восседал, стиснутый с двух сторон тучными Опалсенами. Лицо его лучилось улыбкой величайшего торжества.
— Мой дорогой друг Гастингс! — воскликнул он и с протянутыми руками бросился мне навстречу. — Обнимите меня покрепче, друг мой! Дело благополучно завершено!
К счастью, на этот раз он решил ограничиться лишь крепким рукопожатием. Впрочем, от Пуаро можно было ожидать чего угодно. Я бы, скажем, ничуть не удивился, если бы он при всех бросился мне на шею.
— Стало быть, вы хотите сказать… — неуверенно начал я.
— Все чудесно, говорю я вам! — вмешалась миссис Опалсен. Ее пухлое лицо сияло от счастья. — Разве я не говорила тебе, Эд, что если уж ему не удастся вернуть мои жемчуга, так не удастся никому?