Вся правда и ложь обо мне

Загрузились материалы из новостей, я из любопытства просматриваю их. Эту женщину зовут Аманда Хинчклифф, ее только что выпустили из тюрьмы. Что-то знакомое – я уже слышала это имя. Оказывается, в тюрьму ее посадили за пособничество убийствам: она находила на улице молодых девушек и заманивала их в гости, в квартиру своего парня, где он мучал и убивал их. Это было еще давно.

В тюрьме она сидела с двухтысячного года. Новых ее фоток в Интернете нет, но есть несколько сделанных во время ареста.

На всякий случай просматриваю их все.

Смотрю на них.

Смотрю на нее.

Смотрю на ее живот.

Она была беременна.

Она

была

беременна.

Ее арестовали в октябре 1999 года, и в то время она была беременна.

У меня звенит в ушах.

Поле зрения суживается. Я думала, я уже и так Бэлла, а теперь еще больше Бэллы выходит наружу.

Не свожу глаз с экрана.

Ищу подпись.

Наконец нахожу ее.

Ее ребенок, сказано там.

Ее ребенок был помещен под опеку.

Под опеку.

Ребенок родился.

Его поместили под опеку.

Не сказано, мальчик это был или девочка. Только то, что ребенка забрали у матери.

Вот где я слышала ее имя – по радио в машине! Память срабатывает мгновенно. Мы едем из школы в аэропорт. По радио передают новости. Аманда Хинчклифф освобождена из тюрьмы. Мама поспешно тычет в кнопку, и радио умолкает.

Усыновить ребенка непросто. Понятия не имею, сколько малышей родилось в ноябре 1999 года и было усыновлено, но вряд ли у многих из них, родившихся именно в это время, матери носили фамилию Хинчклифф.

Нашлась и старая фотка ее дружка – того самого убийцы. Его зовут Уильям Карр. О своем биологическом отце я вообще не задумывалась и не собираюсь. Я отгораживаюсь от него. Поглядываю на его снимок краем глаза, чтобы не сосредоточиваться. Не могу на него смотреть. И знаю почему: даже краем глаза я вижу на нем кое-что, а этого я видеть не хочу. Мне хочется спрятаться. И чтобы ничего этого никогда не было. Я не выдержу.

ТОГДА ДАВАЙ Я.

Мы ничего не можем поделать. Все уже случилось.

СДЕЛАТЬ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ МОЖНО ВСЕГДА. Я ТАК И ЗНАЛА. ЗНАЛА, ЧТО МЫ – ПОРОЖДЕНИЯ ЗЛА.

Наверное, и я знала.

ТАК ЧТО ТЕПЕРЬ НАМ МОЖНО БЫТЬ ПЛОХИМИ. КАКАЯ ТЕПЕРЬ РАЗНИЦА.

Мир померк. Меня в нем нет. Не могу сказать, чего я не вижу, потому что все равно сижу в темноте. Еще немного сопротивляюсь, потом сдаюсь.

ВОТ ЧТО Я ЗНАЛА С САМОГО НАЧАЛА.

ВОТ ЧТО Я ТАКОЕ.

ВОТ ЧЕМ Я ВСЕГДА БЫЛА.

Я ТАК И ЗНАЛА.

Я

ТАК И

ЗНАЛА.

Я Бэлла. Я Хинчклифф. Я внимательно прочитываю статью в новостях слово за словом и смотрю на мужчину, который восемнадцать лет назад убил пять женщин и убил бы еще больше, если бы его не арестовали.

На этом снимке мужчина молодой. Сфотографировали его в тюрьме. Анфас и в профиль.

У него мои скулы. И мои губы. Мой натуральный светлый цвет волос и, кажется, мои глаза.

Я их дочь.

Я демон.

Уже почти стемнело, я на пляже – сижу на песке, глядя вдаль, на море. Не знаю, что случилось. Не помню даже, как оказалась здесь. Подбираю камушек и швыряю его в воду. Сейчас как раз то время, когда солнце уже скрылось, но на улице еще светло.

Хочу зайти в воду и идти вперед. Это было бы лучше всего. И легче. Просто идти. Вода бурая, противная, она хлынет мне в рот и нос и не даст дышать.

Лучше бы она сделала аборт. Я прожила на восемнадцать лет больше, чем должна была.

А я-то думала, что хочу найти свою биологическую мать.

Я знала ее фамилию и без труда нашла ее. Ждать моего дня рождения не пришлось, потому что моя мать – известная личность. Точнее, мои родители оба скандально известны.

Мне нельзя встречаться с моей настоящей матерью.

Мне нельзя встречаться с моим настоящим отцом.

Можно вернуться к прежней жизни и к тому, что ждет меня в Рио, что бы это ни было. Сделать вид, будто бы ничего я не нашла, снова стать Эллой Блэк, жить и радоваться. На миг я представила себе эту картину. Вернусь в школу, отправлю документы в университет, сдам экзамены на аттестат. Схвачусь за дурацкий оранжевый спасательный круг, дождусь, когда меня втащат на борт, и притворюсь, будто и не падала за него.

Нет, невозможно.

Блэки уже знают, кто я такая на самом деле, больше я не хочу смотреть им в глаза. Не смогу я притворяться, будто ничего не знаю, изображать малышку, которая у них так и не родилась. Больше никто не узнает, откуда я взялась. Вчера я думала, что сумела рассказать Кристиану всю правду, а вот эту часть правды даже не упоминала. Надо рассчитывать только на себя. Раньше у Блэков была постыдная тайна, а теперь она моя. Да, они пытались объяснить мне, что удочерили меня, но я прекрасно понимаю: они ни за что не рассказали бы мне, кто мои биологические родители. Неудивительно, что они охотно сдались, увидев, что я отказываюсь слушать правду.

Испытываю подобие сочувствия к ним. Их ложь была лучше правды. Они совершили добрый поступок, с этим не поспоришь. Поступок-то добрый, но возвращаться с ними домой мне не хочется.