Вся ваша ненависть

В интернете пишут то же самое. Вся чернокожая аудитория твиттера ополчилась на отца Круза: говорят, мол, за такую актерскую игру его впору звать Томом Крузом. И в тамблере та же песня. Я уверена, многие ему поверили (та же Хейли), и все-таки мисс Офра была права: полиции интервью вышло боком. Люди, которые даже не знакомы со мной или Халилем, занимают нашу сторону. В общем, интервью меня беспокоит, но не сильно.

– Да дело не только в интервью, – говорю я. – Но и во всем остальном.

– Например?

– В Халиле, – говорю я. – Деванте кое-что мне о нем рассказал, и теперь мне совестно.

– А что он рассказал?

– Почему он продавал наркотики. Оказывается, так он пытался помочь мисс Бренде выплатить долги перед Кингом.

У мамы округляются глаза.

– Что?

– Ага. И Королем Халиль не был. Он отказал Кингу, а тот начал всем врать, чтобы сохранить лицо.

Мама качает головой.

– Почему я не удивлена? Это очень в стиле Кинга.

Я сижу, уставившись на оладьи.

– Я должна была понять. Должна была.

– Малыш, откуда ты могла знать? – вздыхает мама.

– В том-то и дело. Будь я рядом, я бы…

– …Точно его не отговорила. Халиль был почти таким же упрямым, как ты. Я знаю, он много для тебя значил и был тебе даже больше, чем просто другом, но ты не должна себя винить.

Я поднимаю взгляд.

– Что значит «больше, чем просто другом»?

– Старр, не включай дурочку. Вы долго друг за другом увивались.

– Думаешь, он за мной тоже?

– Боже! – Мама закатывает глаза. – Вообще-то это я тут старая, а ты…

– Ты себя только что старой назвала.

– Старшая, – поправляет себя мама и украдкой на меня косится. – Да и то все видела. Как же ты не поняла?

– Не знаю. Он все время говорил про других девчонок. Странно это все. К тому же я думала, что любовь прошла, хотя иногда сомневаюсь.

Мама водит пальцем по краю чашки.

– Чав, – говорит она и вздыхает. – Послушай, малыш. Ты же скорбишь, а скорбь усиливает чувства, вот ты и ощущаешь то, чего не ощущала уже давно. Если ты любишь Халиля, в этом нет ничего зазорного.

– Даже если я встречаюсь с Крисом?

– Конечно. Тебе шестнадцать. Ты можешь любить не только одного человека.

– То есть, по-твоему, я могу быть шлюшкой?

– Так! – Она тычет в меня пальцем. – Еще чуть-чуть, и я пну тебя под столом. Я просто прошу, чтобы ты себя не корила. Скорби по Халилю сколько хочешь. Скучай по нему, грусти о том, что могло случиться, дай чувствам волю. Но, как я уже говорила, не переставай жить. Хорошо?

– Хорошо.

– Вот и славно. Мы насчитали уже две причины, – продолжает мама. – Что еще стряслось?

Чего только не… Голова гудит – у мозгов перегрузка. Наверное, эмоциональное похмелье – почти то же самое, что и обычное похмелье.

– Хейли, – говорю я.

Мама прихлебывает кофе. Громко.

– Что эта девчонка натворила на этот раз?

Опять начинается.

– Мам, она никогда тебе не нравилась, да?

– Не в том дело. Мне не нравилось, как ты за ней бегаешь. Будто у тебя нет своей головы на плечах.

– Я не…

– Ой, не надо, Старр! Помнишь, как ты клянчила у меня ударную установку? Зачем?

– Потому что Хейли решила основать группу и мне понравилась эта идея.

– Погоди-ка, разве не ты говорила мне, что хочешь быть гитаристкой? Но Хейли решила, что ты будешь барабанщицей.

– Да, но…

– Потом эти ваши мальчики Джонас, – говорит она. – Кто тебе больше всего нравился?

– Джо.

– А кто сказал, что ты будешь кучерявым?

– Хейли, но Ник не уступал остальным, и вообще, это всё детские разборки…

– Ну-ну! В прошлом году ты умоляла меня разрешить тебе покрасить волосы в фиолетовый. Почему же, Старр?

– Я хотела…

– Нет. Почему, Старр? Назови настоящую причину.

Блин. Вырисовывается шаблон.

– Потому что Хейли хотела, чтобы у нас троих волосы были одного цвета.

– Вот и-мен-но. Малыш, я тебя люблю, но ты неоднократно переступала через свои желания, лишь бы угодить этой девочке. Уж прости, что она мне не нравится.

После такого досконального разбора я могу сказать только:

– Я понимаю.

– Вот и славно. Понимание – это первый шаг. Так что она учудила на этот раз?

– Вчера мы с ней поссорились, – говорю я. – Но на самом деле терки между нами уже очень давно. Она перестала мне писать и отписалась от меня на тамблере.

Мама тянется вилкой к моей тарелке и разламывает пополам оладушек.

– А тамблер – это что такое? Что-то типа фейсбука?

– Нет, и тебе запрещено там регистрироваться. Родителям туда нельзя. Вы и так захватили весь фейсбук.

– Так ты до сих пор не добавила меня в друзья.

– Знаю.

– Мне нужны жизни в «Кэнди Краш»[91].

– Поэтому я никогда тебя не добавлю.

Она одаривает меня своим фирменным взглядом. Но мне все равно. Есть вещи, которых я не сделаю никогда.

– Ну так, она отписалась от этого твоего тамблера, или как его. И все?

Вот за одну только эту фразу маме запрещается заводить тамблер.

– Нет. Плюс ко всему она наговорила и наделала кучу глупостей. – Я потираю глаза. Как я уже сказала, встали мы сегодня ни свет ни заря. – Я теперь задаюсь вопросом, почему мы вообще с ней друзья.