Всё будет хорошо, обязательно

– Запомни как следует, Алиса, – сказала Маргрит-Мари, глядя мне в глаза. – Вы поедете в монастырь ордена картезианцев в городе Невиле. Поедете на поезде. Там сейчас очень много бельгийцев. В том числе дети без родителей. О вас будут хорошо заботиться. Запомни название монастыря и говори его всем, кого встретишь по дороге. Ла Шартрёз де Невиль. Повтори, Алиса!

Я повторила французское название монастыря. Потом ещё раз пять, пока Маргрит-Мари не осталась довольна.

Мы попрощались с Оскаром. Обнялись с папой, лежавшим с Розой в разных палатах. Папа, хоть и был болен, но крепко-крепко прижал нас к себе, а потом сразу оттолкнул.

– Ну всё, будьте умницами, – сказал он. – Встретимся во Франции. Обещаю!

Его голос звучал хрипло.

Не знаю, верил ли он тому, что говорил.

Мы пошли взглянуть на Розу, лежавшую в полузабытьи от высоченной температуры. Роза, наша умница Роза, которая так хорошо о нас заботилась. Я взяла её руку в свою. Она сжала мне пальцы.

До чего горячей была её рука! Намного горячее, чем обычно. Я стиснула её ладонь.

– Ты ведь тоже скоро приедешь во Францию, да? – шепнула я ей на ухо. – Ты же должна о нас заботиться! У тебя так хорошо получается! Намного лучше, чем у меня.

Мне показалось, что по её пышущему жаром лицу пробежала улыбка. Но потом она снова впала в забытьё.

– Обещайте мне всегда быть вместе.

Это были последние слова, сказанные папой перед нашим отъездом.

18.

– Ла Шартрёз де Невиль, – хором произнесли Жюль с Кларой.

Это я их так научила.

Нам дали с собой по узелку с нашей одеждой и несколько бутербродов с боллебифом. В кармане платья у меня было несколько монеток: те, которые я вытащила из кошелька французского солдата.

Мы все прижались друг к другу. Клара прислонилась ко мне спиной, и я обхватила её одной рукой. С Жюлем мы крепко держались за руки. Чтобы люди видели, что мы трое – вместе. Но никто не обращал на нас внимания. Мы были такие маленькие по сравнению с окружающими. А окружающие всё куда-то спешили. О чём-то говорили, кричали, куда-то показывали.

Издали донёсся паровозный свисток. Клара радостно посмотрела мне в лицо. У меня забилось сердце. Я всегда так радовалась этому звуку! Он напоминал о поездках за город и в гости к родственникам. Когда поезд подошёл к перрону, радость исчезла.

– Но это же поезд для скота, а не для людей, – сказал Жюль.

– Это не наш поезд, – ответила я ему, – наш следующий.

Несколько мужчин отодвинули двери в деревянных вагонах. Внутри не было никакого скота. И людей тоже. Вагоны оказались пустые. На полу лежала солома.

Я посмотрела вокруг, ожидая увидеть коров, лошадей или овец. Везде были только люди.

– Садимся! – послышалось со всех сторон.

Толпа пришла в движение. Клара снова посмотрела на меня снизу вверх. В глазах был испуг. Жюль тоже глядел на меня, как будто ждал ответа. Я стояла на месте и только смотрела на людей, заходивших в вагоны. Я видела целые семьи и обломки семей. Я видела стариков. Некоторые дети были без родителей. Люди всё заходили и заходили в вагоны, без конца. Я недоумевала: неужели там так много места? Или, может быть, люди просто проходят через вагоны, а потом попадают в какое-нибудь другое пространство? И нам только кажется, что вагоны словно резиновые?

– Вот ещё трое! – крикнул какой-то мужчина. – Они тоже едут?

Другой мужчина пожал плечами и скривил губы.

– Нам надо в Ла Шартрёз де Невиль, – сказала я.

Мужчина не слышал меня, продолжая осматривать толпу. Как будто ответ на его вопрос был написан на людской массе. Я повторила свои слова. На этот раз он взглянул на меня, как будто увидел впервые.

– А, значит, во Францию, – сказал он. – Всё правильно. Садитесь в поезд!

Какие-то люди подняли нас в воздух и поставили на пол уже внутри вагона. Мы трое оказались в битком набитом помещении. Дверь задвинули, стало темным-темно. Клара испуганно вскрикнула и прижалась ко мне ещё крепче. Похоже, что мужчины на перроне услышали её крик, потому что дверь снова немного приоткрылась. Нам оставили щёлочку света и воздуха. Щёлку шириной с детскую руку.

Потом люди вокруг нас сели на пол, и стало чуть менее страшно. Мы тоже сели. Нам с Жюлем повезло: мы опирались спиной о стену. Клара сидела у меня между коленями.

Какой-то дядька кивнул в мою сторону.

– М-да, поезд лучше, чем корабль, ребятки. Несколько дней назад они разбомбили корабль. Он не сразу пошёл ко дну. Так мёртвых детей просто выбросили за борт.

Я поспешила заткнуть Кларе уши, но она оттолкнула мои руки.

– Нас тоже выбросят из поезда? – спросила она.

Я посмотрела дядьке в глаза и ответила:

– Нет, с живыми детьми так не поступают. А ты ведь знаешь, что мы останемся в живых, да, Клара?

Моя сестрёнка кивнула.

Когда просвистел свисток и поезд пришёл в движение, я ощутила боль. Какая бывает, когда отдирают пластырь. Пластырь, к которому прилип кусочек кожи. Мне хотелось сказать, что мне страшно. И я сказала бы это папе и маме. Оскару и Розе. Да и Йоханне тоже. Но Жюлю и Кларе я этого сказать не могла. Я была старшей. А старшая сестра должна быть сильной.