Всё будет хорошо, обязательно

Существует ли ложь во благо? Ложь, которую говоришь для того, чтобы не причинить кому-то боли? Можно сказать, что ужасно некрасивый новорождённый младенец якобы очень красивый. Или, например, как-то дочка мясника Ирма спросила меня, не пахнет ли у неё изо рта. Я ответила, что нет. Хотя изо рта у неё пахло, как от разлагающегося трупа. Но тогда я не могла ей так ответить, потому что ещё не знала, как пахнет разлагающийся труп. И не только поэтому, разумеется. Я ей никогда бы этого не сказала, потому что Ирма была милая и я не хотела сделать ей больно.

Я подумала о маминой лжи во спасение. Я не могла на неё сердиться. Во всяком случае, за эту ложь. Я сердилась на неё за то, что она пошла за этим дурацким хлебом. Неужели не могла немного подождать? За это я злилась на неё по-настоящему. Так злилась, что сердце прямо выскакивало у меня из груди и голова раскалывалась. Но всякий раз, когда мне казалось, что я вот-вот не выдержу, приходили слёзы. Слёзы помогали. От них внутри становилось мягче.

Папа стал очень молчаливым. Я это заметила только через несколько дней. Его молчание облекла в слова та же сестра Маргрит-Мари. Я услышала их разговор, проходя мимо по коридору.

– Нет, – говорила она. – Так нельзя думать. Вы ни в чём не виноваты.

Папа что-то произнёс, но так тихо, что я не могла разобрать.

– Никто не знает, что случилось бы, если бы ваша семья ушла из города, – сказала монахиня.

Папа ответил ей. Я не расслышала, что именно.

– Да, возможно, все остались бы живы, – продолжила Маргрит-Мари. – Но так же возможно, что вы все уже давно бы погибли.

Ровно эти же слова сказал папа Оскару тогда в кухне, когда они ссорились. Слова, в которые он сам теперь не верил.

– Во время войны может произойти что угодно, – сказала Маргрит-Мари. – Вы поступили так, как считали правильным, а это уже много.

Папа заплакал. Я убежала с комком в горле.

В тот же день я видела, как сестра Маргрит-Мари посадила Клару к себе на колени и погладила по голове. Клара вся напряглась, отвернулась от сестры и с сердитым личиком принялась есть свой бутерброд. Но когда монахиня попыталась приласкать её ещё и ещё раз, Клара заулыбалась.

– Вот видишь, тебе хочется, чтобы я тебя поцеловала, – поддразнила её Маргрит-Мари.

И поцеловала Клару в затылочек.

– Вот видишь!

Клара засмеялась.

– Маргрит-Мари, – задумчиво произнесла Клара в тот вечер, ложась спать. – Маргрит-Мари. Ма и ещё раз Ма. Похоже на «мама», да?

– Совершенно непохоже! Никто совершенно не похож на маму, только наша мама – это мама, но она умерла!

Мой голос дрожал. Клара заплакала.

– Не плачь, Клара, ну не плачь же ты! – сказала я и попыталась её обнять.

Но она вырвалась и убежала. Я ужас как сердилась на монахиню, что она встала между мной и Кларой, хотя на самом деле это было не так. Маргрит-Мари очень старалась помочь нам, как и многим другим людям. Но она не была мамой. И никогда ею не будет.

17.

– Вы поедете во Францию, – сказала мне Маргрит-Мари.

Я посмотрела на неё с удивлением. Почему она мне это говорит? Почему именно она? Почему именно мне?

– Ты старшая, – заметила она и тем самым ответила на мой второй вопрос. Только ответ-то был неправильный.

– Я не старшая, я третья по счёту. Старший Оскар, потом Роза, а я посередине.

И ещё папа, подумала я. Маргрит-Мари улыбнулась терпеливой улыбкой, но ответ её прозвучал несколько поспешно:

– Да, это так, но ваш отец и Роза заболели.

Я посмотрела вокруг, как будто папа и Роза были поблизости. Как они могли заболеть, а я ничего об этом не знала?

– Ты сегодня весь день играла в трапезной с Кларой и Жюлем, а в это время они оба заболели.

Она словно читала мои мысли!

– Что у них?

– Тиф.

– Не может быть! Нам же всем сделали прививку.

Нам сделали прививку две недели назад. Или месяц, я точно не помнила.

– Вероятно, они подхватили инфекцию ещё до прививки.

У монахини было озабоченное лицо, она немного подождала, прежде чем говорить дальше.

– Особенно тяжело больна Роза. Ей надо пройти курс лечения, Алиса. Папа поедет во Францию следом за вами, вместе с Оскаром и Розой, как только это будет возможно.

– Но разве нельзя их здесь дождаться?

– Увы. Надо спешить. Тут стало слишком опасно. Все, кто способен, должны уехать из города как можно скорее.

Она хотела погладить меня по голове, но я отпрянула.

– Я не хочу ехать во Францию одна.

– Ты поедешь с младшими братом и сестрой.

– Я не хочу ехать без старших! Как я без них поеду? Я же не знаю, куда нам надо.

– Не переживай, Алиса. Мы всё устроим. Вас довезут.

– Прямо до Франции?

– Франция совсем недалеко. Поверь мне. Это не так трудно, как ты думаешь.

У меня задрожал подбородок, но я не хотела плакать в её присутствии. Не хотела, чтобы меня утешали.

И опять ложь. И опять я была готова в неё поверить.

Затем события стали развиваться с бешеной скоростью. После нескольких месяцев сомнений, переездов внутри города и по округе за нас вдруг приняли решение. Мы уедем из Ипра, втроём. Я была старшей. Папу с Оскаром и Розой переведут в больницу в Де-Панне. Но ненадолго. Потому что мы скоро встретимся все вместе во Франции.