Всё будет хорошо, обязательно

– …де Невиль, я уже знаю. Но мы в Нормандии. Это гораздо дальше.

Я чувствовала, что вот-вот заплачу. Попыталась сдержать слёзы и быть молодцом. Но голос у меня всё равно срывался.

– Нам обязательно надо в Ла Шартрёз де Невиль! Туда приедут наши папа, брат и сестра. Нам надо туда поехать, а то мы с ними никогда не встретимся!

Медсестра обняла меня за плечи.

– Не расстраивайся, вы все обязательно встретитесь. Мы сообщим им, где вы находитесь.

Я могла только мотать головой. Но тут заметила, что Жюль с Кларой, видя моё отчаяние, тоже расплакались. Так что я вытерла глаза и взяла себя в руки.

– Мы всё равно поедем в Ла Шартрёз де Невиль! – шепнула я им. – Все вместе.

Солдат и медсестра отвезли нас на карете скорой помощи на большую площадь в незнакомом городе.

Мы увидели высокие дома с магазинами и ресторанами. Жюль с Кларой глядели во все глаза и показывали друг другу: смотри, какие здания! Смотри, улица, а на ней все дома целые! Вон кафе со столиками перед входом, за ними сидят люди и пьют кофе. Прямо на улице, куда могут попасть бомбы.

Я вспомнила наш город, от которого, наверное, уже ничего не осталось. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь захочет поселиться в Ипре? Отважатся ли люди снова построить там дома? И палату суконщиков? Вернутся ли туда семьи с детьми? С детьми, которые опять будут играть и смеяться? Я вспомнила, как мы с Йоханной играли там в полях прошлым летом, до войны. Как лежали на траве и смотрели в голубое небо. И как оно постепенно становилось оранжевым. А издалека доносился гул ярмарки.

Будет ли когда-нибудь ещё ярмарка?

И что происходит с Йоханной? Жива ли она?

Я вздрогнула и зажмурилась.

На большой площади стояли люди. Они осматривали нас с головы до ног. Иногда что-то друг другу говорили. Кивали с серьёзными лицами и снова нас осматривали. Жюль с Кларой опять вцепились в меня.

Один человек отделился от других и, указав на Жюля, что-то сказал, но мы не поняли.

– Non! – ответила я на всякий случай.

Человек засмеялся.

– Ла Шартрёз де Невиль, – пылко воскликнула Клара. Мужчина рассмеялся ещё громче. Медсестра подошла к нему и что-то у него спросила.

– У него есть место только для мальчика, – сказала она нам. – Но мы позаботимся о том, чтобы вы все оставались рядом друг с другом. – Медсестра указала на женщину, помахавшую нам. – Можете пойти с этой тётенькой. У неё есть булочная. Ты снова будешь ходить в школу и понемногу помогать ей в булочной.

В школу. Это звучало так безопасно и привычно. Но я никому не доверяла.

– Non, – ответила я. Мы должны оставаться вместе.

– Не упрямься, – сказала медсестра и взяла Жюля за плечо.

Но когда Жюль делал шаг, мы делали шаг в том же направлении. Я видела, что медсестра сердится, но ей было невдомёк, как сильно сердилась я. Вернее, я не сердилась. Я просто точно знала, чего хочу. Чтобы мы оставались вместе. Я была готова заорать. Благим матом. Я готова была биться и сражаться. Медсестра рассерженно посмотрела мне в глаза, и я в ответ тоже посмотрела ей в глаза. Мы с ней боролись без слов, не прикасаясь друг к другу, даже не шевеля пальцем.

– Чего же ты от нас хочешь, упрямая девчонка? – прошипела она.

– Ла Шартрёз де Невиль, – ответила я.

20.

Я настояла на своём. Не оттого, что медсестра признала мою правоту. Ничего она не признала. Наоборот, продолжала считать меня очень плохой девочкой. По её мнению, я была упрямой, нахальной, самовольной – она сказала ещё много слов в таком роде. Раньше я бы из-за этого расстроилась. Но что для одного плохо, для другого хорошо. То, что для неё было плохо, для меня было хорошо. Потому что это было правильно. Этого ждал от нас папа и этого хотела бы мама. Нам следовало оставаться вместе. Я поступила так, как мне сказал папа, и здесь никто ничего не мог изменить. Ни солдат, ни медсестра с недобрыми глазами и в большом чепце, ни даже король. Я добилась своего, потому что никто не захотел взять к себе в дом всех троих. И потому что люди поняли, насколько я упрямая.

– Вот видишь, чего ты добилась! – ругалась медсестра. – Никто не хочет вас брать к себе. Так что будете ночевать на улице и попрошайничать, чтобы прокормиться!

Но ночевать на улице нам не пришлось, потому что женщина, говорившая по-французски, отвезла нас в монастырь. Она рассказала что-то монахине, открывшей ворота. Она говорила то высоким голосом, то низким, то опять высоким. Я слышала слова non, и «Шартрёз де Невиль», и ещё много незнакомых слов. Женщина очень сильно размахивала руками. Когда она закончила рассказ, монахиня взглянула на меня.

– Bon, – сказала монахиня.

Открыла ворота пошире и подала нам знак головой. Мы прошли в ворота гуськом, как сцепленные вагончики.