Всё, что имели...

— Вы правы, Алевтина Григорьевна, положение сложное, — говорил он. — Было оно сложным, например, когда потребовался нам семенной картофель. Город не имел семян. Мы на законных основаниях вышли из положения. Картошка взошла и растет. Нам отпущены фонды на лес, и он придет. Сибирь-матушка богата этим добром. Но рядом Башкирия. Наши товарищи побывали в одном из тамошних лесхозов, и опять же на законном основании можно воспользоваться уже заготовленным башкирским лесом, что мы и начинаем делать. Это рядом. Нам выделены фонды на кирпич, и мы его тоже получим. Но у соседей наши товарищи обнаружили бездействующий кирпичный завод. Его можно пустить и на законном основании получать этот необходимый строительный материал. И так за что ни возьмись, можно найти неподалеку, если, конечно, по-разумному искать.

Алевтина Григорьевна слушала Рудакова, вспоминала шутливое предупреждение Ивана Лукича: «Оружейники — дошлый народец, они умеют заворожить. Не поддавайся, не иди у них на поводу, Алевтина». Но как же ей сейчас не «заворожиться», не пойти на «поводу», если они, умницы, вон до чего додумались. И как же не попрекнуть себя, товарищей из горсовета и треста «Медьстрой»? И она, и они крепко надеялись только на то, что получали по государственной разнарядке. А вот оружейники решают проблему снабжения иначе, по-своему.

— Константин Изотович, не сможете ли выступить на бюро с тем же, о чем вы только что говорили? — спросила она.

— Алевтина Григорьевна, у нас так: надо, значит надо, — ответил он.

В кабинет вошел начальник заводской охраны Чернецкий. Увидев секретаря горкома, он хотел было уйти, но Рудаков задержал его, поинтересовался:

— Что у тебя?

— В инструментальном цехе позорное ЧП, обнаружен злостный вор, — ответил Чернецкий.

— Вор? Кто? — спросил Леонтьев.

Чернецкий достал блокнот, полистал его и объявил:

— Долгих.

— Виктор Долгих? Не может быть, — усомнился Леонтьев.

— Товарищ парторг, я оперирую фактами. Вор был задержан с вещественными доказательствами и мной препровожден в милицию, — доложил Чернецкий.

— И получит он три месяца, и наказание будет заменено отправкой на фронт. Подобные случаи уже были на медно-серном, на руднике и в тресте.

«Медьстрой», — ни к кому не обращаясь и как бы самой себе сказала Мартынюк.

— К сожалению, и у нас не первый случай, — отозвался Леонтьев.

— Константин Изотович, — обратился Лагунов к директору, — да это же удобная лазейка для того, кто любыми путями решил уйти на фронт. — Лагунов повернулся к Чернецкому, осуждающе бросил: — Послушай, начальник охраны, разве нельзя было воздействовать на парня по-другому? Зачем же ты сразу в суд потащил? И вообще не надо, по-моему, дело доводить до суда. Я решительно против этого!

Поглядывая то на секретаря горкома, то на директора, Чернецкий отвечал:

— Есть приказ, есть устав службы охраны, и я обязан выполнять.

— Да, да, есть приказ, есть устав и не нужно ломать голову, разбираться, что да почему, — проговорил сердито Леонтьев. — Мне думается, что следует прислушаться к мнению Лагунова, иначе лишимся некоторых рабочих, особенно молодых.

12

Виктор Долгих и думать не думал, что о нем пойдут разговоры в директорском кабинете. Он знал, что если кого задерживали на проходной с «уворованным», тут же отправляли под суд, а судьи были не очень-то строгими — так, мол, и так, за мелкое хищение получай срок с заменой отправкой на фронт, о чем и мечтал Виктор.

Наполнив карманы зубилами, напильниками, лезвиями для рубанков и приметив, что начальники — Тюрин, Ладченко и Смелянский — чем-то заняты в конторке, Виктор шепнул Дворникову: «Новый военком прогнал меня, оружейников, говорит, не берем в армию, а сейчас гляди, как у меня здорово получится», — и выскользнул из цеха.

Вахтер дядя Вася, как и положено, задержал его на проходной, равнодушно спросил:

— Ты что это карманы оттопырил?

— Да вот… несу кое-что на хлеб обменять, ждут меня там, — кивнул Виктор в неопределенную сторону.

— Чего, чего? А ну-ка отнеси, где лежало, а то я прикладом по мягкому месту «обменяю», — проворчал вахтер.

Так бы и случилось, дядя Вася прогнал бы назад парня, но, как на грех, появился Чернецкий.

— В чем дело? — строго спросил он.

— Да ничего такого, товарищ начальник, — заговорил дядя Вася, но Виктор прервал его, сказал с вызовом:

— Хочу обменять на хлеб инструменты.

— Воруешь? — Чернецкий выхватил из кобуры пистолет. — А ну, шагай в милицию.

— Товарищ начальник, дурил Витька-то, шутка это, — попытался объяснить вахтер, но Чернецкий прицыкнул на него:

— Молчать! Наложу взыскание за попытку оправдать вора. Шагай! — приказал он задержанному.

Улыбаясь и заложив руки за спину, Виктор шел под пистолетом с «вещественными доказательствами» в карманах.

Часа через три после того, как Чернецкий увел Виктора Долгих, в цех позвонили из милиции. Ладченко взял трубку и, назвав себя, ответил:

— Да, есть у нас такой. Судили? Да вы что! — возмутился он. — Я приду сам! Поздно? Да это же черт знает как называется! — он швырнул трубку, сказал Зое: — Позови бригадира.

Вошедший Тюрин выглядел, виноватым и удрученным.