Всё, что имели...

— Я гляжу — знаешь уже, — сказал ему Ладченко.

— Знаю. Дядя Вася рассказал… Сдурил парень.

— Где Дворников?

— Работает.

Вытачивая болт, Борис Дворников следил, как падают голубоватые спиральки стружки, как водяная струйка льется на горячий резец. Когда подошли начальник цеха и бригадир, он сделал вид, будто не замечает их.

— Выключи станок. Где твой дружок Виктор? — поинтересовался Ладченко.

Не подымая глаз, Дворников ответил:

— Не знаю… Был здесь.

Ладченко усмехнулся:

— Не знаешь? Все ты знаешь. Ладно. Работай.

Вечером, вернувшись домой, Ладченко расслышал заливистый смех дочурок-близнецов, спросил у жены:

— Что за радость у наших невест? Им спать пора.

— С Витей играют.

— С каким таким Витей?

— Да с твоим же Виктором Долгих. В гости он пришел, тебя дожидается.

Удивленный появлением в квартире набедокурившего парня, Ладченко подумал, что тот пришел с повинной и с просьбой: помогите, я больше не буду…

Заслышав голос отца, дочурки выбежали из комнаты, крича наперебой:

— Папа пришел! Мой папа!

Вслед за девочками вышел Виктор Долгих, аккуратно причесанный, одетый не по-рабочему. На нем белая рубашка с полурасстегнутым воротом, темные брюки, начищенные гуталином парусиновые туфли.

— Докладывай, герой, с чем пожаловал? — обратился к нему Ладченко.

— Судили меня, Николай Иванович! — весело откликнулся Виктор.

— Судили? Чему же ты радуешься, негодник? — Ладченко кивнул жене — уведи, мол, детей, оставшись в коридоре наедине с Виктором, сурово продолжил: — Судили все-таки… Хорошо, что оправдали…

— Не оправдали, Николай Иванович. Три месяца дали.

— Да как же ты после этого осмелился прийти ко мне домой!

Парень смутился, покраснел и, не зная куда девать руки, молчал, виноватый и пристыженный.

— Ладно. Утро вечера мудренее. Завтра что-нибудь придумаем, чтобы выручить тебя.

— Не надо меня выручать, Николай Иванович, — испуганно попросил Виктор. — На фронт я хочу, давно думал, как уйти.

Будто бы впервые видя перед собой русоголового, широкоплечего парня, Ладченко упрекнул:

— Ну и дуралей же ты, Витя, ну, голова садовая… — Потом крикнул: — Хозяйка, угощай нас ужином!

Еще весной Ладченко однажды посылал Бориса Дворникова домой за Коневым, жившим на подселении в квартире медеплавильщика Турина. Дверь ему открыла темно-русая, широкобровая, кареглазая девушка, его ровесница. Тогда же он узнал, что зовут ее Вероникой и что она учится в десятом классе. В другой раз он случайно встретил ее на улице, в разговоре поинтересовался, ходит ли она в кино. Вероника ответила, что иногда ходит, а сегодня собирается пойти на открытие летней киноплощадки. Тайком от Виктора Борис тоже помчался на открытие, встретил там Веронику, после сеанса даже проводил ее домой.

— Ты где это шлялся? — обидчиво спросил Виктор.

Борису пришлось признаться, что совсем неожиданно попал в кино, утаив, конечно, что в следующее воскресенье весь десятый класс Вероники собирается посмотреть на летней киноплощадке «Александра Невского». Улизнуть от Виктора Борису не удалось, и после смены они вдвоем пошли в кино, и пришлось ему знакомить друга с Вероникой.

И вот сейчас они — Борис и Вероника — на скамейке поджидали Виктора. Им было видно: прошел к себе домой Николай Иванович, а значит, через минуту-другую Виктор должен был вернуться к ним. Это Вероника настояла, чтобы он сходил к начальнику цеха, все объяснил и извинился. Так как пропуск у него уже отобрали, а караулить начальство на улице не очень-то прилично, Виктору пришлось идти к Николаю Ивановичу на квартиру.

Борис и Вероника знали об удачной проделке друга, и хотя Вероника считала, что судимость — это все-таки срам на всю жизнь, но вынуждена была согласиться, что другого пути для ухода в армию у Вити не было. Нахваливая приятеля, Борис говорил, что как только самому исполнится восемнадцать лет, он тоже, как и Виктор, уйдет на фронт, потому что не может и не имеет права отсиживаться в глубоком тылу, когда другие воюют.

Завтра Виктор уезжает с командой новобранцев, и ему, Борису Дворникову, завидно, так завидно, что белый свет не мил. Ведь не ему, а Виктору Вероника приготовила подарок — необыкновенный перочинный ножик с розоватыми перламутровыми щечками, с набором лезвий, шилом, отверткой и даже крохотными ножницами. А еще Вероника сказала, что будет каждый день писать фронтовику письма и на прощание возле вагона при всех поцелует Витю… От этих слов у Бориса даже сердце зашлось. Он вдруг представил себя отъезжающим на фронт: приходит на станцию Вероника (пусть без подарка, ножик-то у нее один!) и говорит ему что-то такое, от чего за плечами вырастают крылья, и в атаку на врага он будет мчаться с такой быстротой и силой, что никто и ничто не остановит…

— Ну почему так долго не возвращается Витя? — нетерпеливо проворчала Вероника.

— Сейчас придет, — ответил Борис, а самому хотелось, чтобы Виктор не приходил еще долго, чтобы сидеть на скамейке вдвоем с Вероникой, а если надо — самому проводить ее домой. Они-то всегда бывали втроем. Втроем на горы взбирались, втроем иногда ходили в кино.

Наконец-то вернулся Виктор.