Меня охватило теплое чувство. Я продолжал держаться за нее, не готовый выпустить и упустить ее снова, поэтому сосредоточился на мягком прикосновении ее волос к моей щеке и ощущении изгибов ее тела, вписывающихся в мои, как будто эти углубления принадлежали ей и она претендовала на них как на свои собственные. Это был идеальный мираж. И эфемерный.
Осознав это, я медленно отстранился от нее. Прежде чем она успела отвернуться или убежать от меня, я обхватил ее лицо и вытер слезы, проведя пальцами по ее глазам. Держал, чтобы заставить ее посмотреть на меня. Я вздохнул.
– Я хочу облегчить тебе задачу, Лея. Я знаю, что между нами многое произошло, но если ты позволишь мне вернуться в твою жизнь, я обещаю, что постараюсь не заставлять тебя жалеть об этом. Милая… – простонал я, когда она отвела взгляд, и погладил ее щеку ладонью. – Я не собираюсь просить тебя о том, чего ты не хочешь мне дать.
Глаза Леи были яркими и влажными.
– Почему сейчас? Почему ты вернулся?
– Потому что в тот день, когда Оливер сказал мне, что ты собираешься участвовать в выставке, я думал, что умру, если не стану свидетелем этого момента. Я должен был быть там, Лея. Не хотел портить тебе вечер, но мне чертовски нужно было это увидеть. Кроме того, рано или поздно это бы случилось, и ты это знаешь.
– Я давно заперла эту дверь, – ответила она.
– Но, может быть, так и не выбросила ключ?
Лея подошла к креслу и взяла свою сумку.
– Мне нужно подышать свежим воздухом.
– Я займусь работой, – ответил я.
Я закрыла глаза, выйдя на улицу. Сделала вдох. Выдох. Я старалась сохранить спокойствие, сосредоточившись на том, чтобы чувствовать, как воздух медленно входит и выходит. Как я и предполагала, мне понадобилось всего несколько дней, чтобы рухнуть перед Акселем.
Когда мы встретились в галерее, я была настолько скованна, что едва уловила момент. Несколько недель спустя, в кафетерии, мне удалось сохранить самообладание, несмотря на напряжение. В тот день, когда он появился в моей комнате, я немного упала духом, особенно когда, вернувшись вечером, обнаружила, что постель все еще пахнет им. А потом… потом земля затряслась под ногами, когда я наблюдала за ним на чердаке, рассматривающим всё тем любопытным, острым взглядом, который, казалось, видел больше, чем картины могли показать. Я осталась без воздуха в груди, ощутив его руки, обхватившие меня, и его тело, прижатое к моему.
Я хотела бы сдержаться, как он, и оставить свои чувства при себе, но не смогла. Потому что это было именно так. Я ненавидела его, да, но и скучала по нему.
Казалось почти противоестественным, что эти два чувства оказались способны сосуществовать, но каким-то извращенным образом они сосуществовали. Потому что я ненавидела последнюю часть нашей истории, часть, где я обнаружила, что Аксель не был тем парнем, которого я, как мне казалось, знала, а имел гораздо больше слоев, некоторые из них были полны трусости и того, что он задвигал на второй план. Я все время вспоминала последние слова, которые он произнес перед тем, как я выбежала из его дома посреди ночи. Я чувствовала себя ребенком, слыша в мыслях собственный голос, говорящий ему: «Ты не способен бороться за то, чего хочешь». А потом его голос затопил все – террасу, то раннее утро, мое сердце: «Тогда, быть может, я не так уж сильно этого хочу».
Я не желала иметь ничего общего с тем Акселем. Ничего.
Но хотелось знать о другом, о том, кто был моим другом и моей семьей, у кого я не просила больше, чем он мог мне дать, потому что не нуждалась в этом. Мне очень не хватало того Акселя. Его шуток, его улыбок и хорошего настроения. Его присутствия в моей жизни.
Проблема заключалась в том, что было трудно разделить эти две части, поскольку иногда они смешивались, как две капли краски разных цветов, при соединении образующие новый оттенок, с которым я не знала что делать.
Я несколько раз обошла квартал в неторопливом темпе.
Когда мне стало спокойнее, я повторила свой путь, но вместо того чтобы вернуться на чердак, зашла в кафе на той же улице и села за один из столиков в глубине. Заказав латте, я достала из сумки блокнот с конспектами занятий и начала просматривать их.
Телефон зазвонил почти час спустя.
Это был Аксель. Я перевела дыхание и взяла трубку.
– Ты где? – спросил он.
– Внизу, в кафетерии.
– Иду туда, – сказал он и сбросил звонок.
И через пять минут Аксель сидел напротив меня, облокотившись о деревянный стол, с задумчивым видом решая, что выпить. Официантка ждала, с интересом наблюдая за ним; я уже забыла, какую реакцию может вызвать Аксель, если ему приспичит.
– Каков вегетарианский сэндвич?
– Пока никто не жаловался. – Она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ.
– Тогда мне один. И чай со льдом. Спасибо.
– Не за что, – подмигнула она.
Официантка ушла, а я подняла бровь.
– Я не собиралась задерживаться… – уточнила я, хотя не думала, что в этом будет необходимость, учитывая, что моя чашка кофе уже опустела.
– Я еще не закончил с картинами.
– Как долго ты еще будешь в студии?