Я чувствовала, что делаю что-то, хотя не была уверена, хорошо это что-то или плохо. Казалось, это лучше, чем ничего, это заполняло какую-то часть меня, о пустоте которой я раньше даже не подозревала. На одном из художественных сайтов была статья о дебюте пока еще неизвестных художников, которую венчала фотография одной из моих картин. Где-то к середине тех нескольких недель, что я провела взаперти в студии, я поняла, что мне все равно, признают меня или нет, для меня главное – мои работы. Чтобы они им нравились. Чтобы, увидев их, они с интересом повернули голову или чтобы Скарлетт удовлетворенно кивнула и улыбнулась. Мне необходимо было чувствовать, что они понимают, чт
Я работала с того момента, как вставала, до того, как ложилась спать. А когда ложилась спать, прижималась к теплому телу Акселя и старалась не обращать внимания на его хмурый взгляд, напряженные объятия и сгущающуюся тишину.
Я хотела поговорить с ним, но не знала как.
Хотела сказать ему, что не планирую оставаться в Париже навсегда, просто в тот момент чувствовала, что должна быть там, что, постаравшись, смогу найти то, что искала. Я хотела сказать ему об этом, а также о том, что ненавижу держать его при себе, наблюдать, как он с каждым днем гаснет, как он рассеянно курит, облокотившись о подоконник в гостиной и глядя на город, который, казалось, гудит в любое время суток. Я хотела… Хотела, чтобы все было по-другому.
Но часть меня не могла отделаться от мысли, что, уступив, уехав, не будучи уверенной в отъезде, я, по сути, снова возведу Акселя на пьедестал, в центр своего мира, готового вращаться вокруг него. И мне нравились наши отношения, это чувство, что мы находимся на одном уровне, наблюдая друг за другом, независимо от возраста или всего, через что мы прошли. Только мы. Чистые. Готовые написать ту историю, которую хотели прожить с самого начала.
– Ты уверен, что хочешь пойти? – Лея с сомнением посмотрела на меня.
– Уверен. Это не будет настолько тяжко. Или будет. Но я потерплю.
Я поцеловал ее в лоб, пытаясь стереть хмурость, и мы вышли на улицу. Ночи становились теплее, и я наконец-то оставил куртку дома. Это принесло облегчение, став одной из тех маленьких побед, которые приблизили меня к моей прошлой жизни. Лея рассеянно кивнула, когда я рассказал ей об этом, и дальше держала меня за руку, пока мы шли к ресторану, где должен был пройти ужин, устроенный галереей для нескольких художников и друзей владельцев.
Мы пришли рано, так что сели в одном конце, напротив Скарлетт и Уильяма, которые встретили нас своим обычным снисходительным тоном, хотя Лея, похоже, ничего не заметила и только озорно улыбнулась. Ханс тоже не заставил себя долго ждать, и вскоре появились другие гости. К счастью, слева от меня сидел художник по имени Гаспар; он был одним из немногих интересных людей, с которыми я столкнулся за последние несколько месяцев, поэтому мне хотя бы не хотелось оглохнуть каждый раз, когда мы разговаривали. Так что я сосредоточился на общении с ним, несмотря на то что его английский был довольно простым, и старался сохранять лицо. Ситуация с Леей была напряженной в последние несколько дней, и я хотел показать ей, что, вопреки всему, мы будем двигаться дальше. Вместе.
Не знаю как, но в итоге я рассказал ему о Байрон-Бей.
– Кажется, это место совсем другое, – с интересом произнес Гаспар.
– Так и есть, – вмешался Ханс. – Оно вообще не похоже на это, там все работает по-другому. Тебе, наверное, понравилось бы.
– Я позвоню тебе, если когда-нибудь доберусь туда, – сказал Гаспар, глядя на меня.
«Это если я не буду здесь», – подумал я, но позволил этим словам затормозить на кончике языка. Я ковырял рататуй, слыша голоса гостей, и старался не обращать внимания на прямую, напряженную спину Леи. Воспоминание о ней – босой, лежащей на полу, улыбающейся, со спутанными волосами – накрыло меня; и я отложил вилку, чтобы сделать долгий глоток вина. Мне захотелось заказать чего-нибудь покрепче. Чего-нибудь, что могло бы меня немного обезболить.
– В наши дни рынок требует немедленной реакции, – заметила Скарлетт, когда несколько молодых художников с интересом посмотрели на нее. – Жаль, конечно, но продуктивность действительно востребована. Это не то, чего ищем мы, но это требование клиента, основы любого бизнеса. Все вращается вокруг него.
– Все так быстро меняется, – сказал один парень.
– Нужно приспосабливаться к обстоятельствам.
– Или изменить их, – беспомощно вмешался я.
Рядом со мной Лея сжала вилку.
– Как ты предлагаешь сделать что-то подобное?
– Я не предлагаю сделать это, – пояснил я. – И ты права, говоря, что клиент всегда в итоге оказывается главным, но я думаю, что иногда клиент не знает, чего он хочет, пока не увидит это. Речь о том, чтобы дать ему не просто то, что он ищет, но нечто большее; удивить его.
– Интересная точка зрения, – кивнул Ханс.