Всё, что мы обрели

– Мне нужно, чтобы ты вернулся домой, Аксель. – Ее щеки были мокрыми, а глаза полны слез, но я… я умирал в тот момент, пытаясь понять, что происходит. – Мне нужно… найти себя. Разобраться, чего я хочу. Я не могу быть с тобой вот так: тащить тебя через все это, причинять тебе боль. И не могу требовать, чтобы ты стоял в стороне и не высказывал своего мнения, потому что очевидно, что ты так не сделаешь.

У меня в груди была дыра.

– Ты действительно хочешь все разрушить?

– Я просто прошу немного времени.

– Ну так, блин, не проси меня об этом! – Я встал, злясь и тяжело дыша, потому что видел, как все рушится без причины. – Просто обдумай всё и прими решение! Это не так сложно. Это не может быть так сложно.

– Аксель… – Она умоляюще посмотрела на меня.

– Нет, черт возьми, нет. Я не собираюсь смываться и оставлять тебя здесь одну.

– Мне нужно, чтобы ты это сделал. Я больше не ребенок. Я хочу принимать собственные решения без Оливера, без кого-либо, без тебя. У меня такое чувство, что я всю жизнь завишу от других. У меня есть это ощущение, и я не могу избавиться от него. И я хочу доказать себе, что могу…

– Доказать себе или доказать им? – уточнил я.

Лея посмотрела на меня так, будто я только что сломал ее, и я почувствовал себя дерьмом, поэтому опустился на колени рядом с ней и обнял ее, хотя она пыталась заставить меня отпустить ее, я обнял ее так сильно, что она сделала то же самое и прижалась ко мне, плача в мою грудь в течение, казалось, вечности. Я спрятал лицо у нее на шее и дышал ею.

– Ты знаешь, о чем ты меня просишь, милая? – прошептал я ей на ухо, мое сердце колотилось. – Ты просишь меня снова стать трусом и оставить тебя здесь, отстраниться, когда я обещал тебе, что не дам тебе упасть. Ты требуешь от меня слишком многого, Лея.

– Ты сказал, что сделаешь для меня все что угодно.

– Черт, Лея, что угодно, но только не подвести тебя снова и не чувствовать себя так, как чувствовал тогда. И я знаю, что облажался и что виноват в том, что все пошло прахом; наверное, поэтому я никогда не рассказывал тебе, каково мне было, потому что чувствовал, что не имею на это права. Что я жалел об этом каждый гребаный день, что я тысячу раз представлял, как бы все было сейчас, если бы я принял другое решение, что я не хотел, чтобы какой-нибудь гребаный парень прикасался к тебе, и что я умирал от мысли, что сам же попросил тебя встречаться с другими людьми. Ты не понимаешь… ты не понимаешь, как это больно – отказаться от того, что ты так сильно любишь, потому что ты больше ни на что не способен.

Она заговорила прерывающимся голосом и отодвинулась, чтобы посмотреть на меня:

– Вот в чем проблема, Аксель. В том, что мы не понимаем друг друга.

– Мы в кои-то веки с тобой соглашаемся.

Лея разорвала зрительный контакт, встав и прижав полотенце к груди. Ее глаза покраснели, а взъерошенные волосы задевали голые плечи. Она наклонила голову и, пробормотав, что собирается одеться, вышла из столовой. Я услышал, как закрылась дверь ее спальни. Боже. Я ненавидел… больше всего на свете ненавидел, когда она так поступала. Это навеяло воспоминания. Я ненавидел это тогда и ненавидел сейчас. И может быть, из-за этого, или из-за ликера, все еще обжигавшего мне горло, или из-за того, что я открылся перед ней тем вечером и мне больше нечего было ей предложить, несмотря на то что я видел, как все ускользает от меня сквозь пальцы… но я направился по коридору прямо в ее спальню.

111. Лея

Я надевала свободную футболку и нижнее белье, когда Аксель вошел без стука. Было даже странно видеть его здесь, потому что с той первой ночи, когда я тайком пришла спать к нему, я больше не ночевала в этой комнате.

– Что ты хочешь? – удалось сказать мне.

– Мы еще не закончили, Лея.

– Я сказала все, что хотела…

– Херня. Ты не сказала. Ты не сказала. – Он сделал шаг ко мне, обхватил мое лицо руками и поцеловал.

Я закрыла глаза, окутанная вихрем его запаха и притягательным вкусом его губ. Он грубо стянул трусы с моих бедер, а потом поднял меня на кровать.

– Почему бы тебе не сделать это?

– Что? – Я подняла на него глаза и увидела, как он нахмурился, как напряглись его пальцы, когда он гладил меня, как на его лице читалось отчаяние. – Аксель…

– Скажи это. Скажи, что никогда не простишь меня.

Я почувствовала, как он проникает в меня, как наши бедра сталкиваются, и моргнула от влаги на его ресницах. Он жестко вошел в меня.

– Я понял, окей? Теперь я понял. Ты хотела отомстить. Ты хотела сделать со мной то, что я сделал с тобой, потому что я оттолкнул тебя, когда все казалось прекрасным, потому что захотел, чтобы ты ушла.

Никакая боль не сравнится с той, что я почувствовала в тот момент. Никакая. Потому что ничто не могло сравниться с тем, как Аксель трахал меня – с яростью, с отчаянием, с горечью, оставшейся от поцелуев вкуса прощаний и совершенных нами ошибок.

Я обнимала его, а он двигался внутри меня. Я обняла его очень крепко, как будто мои объятия могли заставить его понять, насколько он неправ.

– Я никогда не стала бы мстить тебе, – прошептала я. – Никогда, Аксель.